Сиддхартха вдруг осознал всю бессмысленность своей аскетической жизни. Он истязал тело, но ничего не получил взамен. Ни душевного спокойствия, ни надежды на прозрение сути вещей. Так и не преодолел, не разрушил видимость окружающего мира.

Его измучил глазной тик. Не проходили боли в коленных суставах. Ко всему прочему, нервически подергивалось лицо. Преждевременно изношенное тело и неуправляемый ум — вот и все плоды его скитаний. Еще оставалось при нем, к счастью, одно важнейшее свойство его натуры, сбереженное им, несмотря ни на что, — сила воли.

Человек, сознательно идущий на мазохистские действия, если он окончательно не потерял разум — способность оценивать свои действия, однажды обязательно спросит: «А зачем мне все это? Зачем мне утеснение до крайности самого себя? Какой от этого толк, если самоуничтожение ничуть не приближает меня к поставленной цели?»

Была какая-то нелепость продолжать Сиддхартхе Гаутаме жить в замкнутости и безразличии ко всему. Его сознание, казалось, затопила темнота. Но он боялся спросить себя: «Где он, спасительный просвет в этом провинциальном захолустье, куда его угораздило забрести?»

В христианстве просветление духа наступает через покаяние и смирение в страдании. Я вспоминаю строки Бориса Пастернака из стихотворения «Земля»: «Для этого весною ранней / Со мною сходятся друзья, / И наши вечера — прощанья, / Пирушки наши — завещанья, / Чтоб тайная струя страданья / Согрела холод бытия»[306].

Страдание — источник тепла, оно размораживает замерзшую людскую жизнь. Люди оттаивают в своих отношениях друг с другом.

В сгущенной тьме индийской ночи Сиддхартха Гаутама притушил свет, который от него исходил. Чтобы никто из живых существ не принимал его за эманацию божества. Этой доктриной безучастия он резко отличается от Христа.

Генри В. Миллер понял несовпадение буддийских и христианских духовных установок, когда в сороковые годы прошлого века проживал в пробуддийски настроенном сообществе в Биг-Суре — районе центрального побережья Калифорнии, в том месте, где горный хребет Санта-Лусия, словно взметнувшаяся ввысь накатная волна, окаменел и застыл в пяти километрах от Тихого океана. Вот как он суммирует свой опыт тех годов: «В уединении и в мире с самим собой я отчетливее стал воспринимать смысл согласия со всем сущим. Краеугольным ее камнем является невмешательство. Не давать советов другому, не вмешиваться в чужие дела, какими бы высокими мотивами вы ни руководствовались, не влиять на образ жизни другого — все это так просто, хотя и так трудно для деятельного человека! „Руки прочь!“ — вот каким, наверное, должен быть наш девиз. И в то же время не становиться равнодушным и не отказывать в помощи, когда о ней просят искренне. (…) И все это время у меня складывалось настойчивое желание стать безликим и анонимным. Смысл этого позыва я объясняю просто — нужно выкорчевывать из себя фанатика и проповедника. „Встретишь Будду — убей Будду!“ — гласит мудрость дзенского наставника. А это означает: „Убейте тщету стремлений!“ Можно дополнить призыв словами: „Не проецируйте Будду (Христа) за пределы своего я! Признайте его в себе! Будьте тем, кто вы есть, — до конца!“»[307].

Согласно буддийским канонам, Вселенная состоит из множества миров. Тот, кто испытывает страдания в одном мире, получает вознаграждение за свое благонравное поведение в другом мире и при этом наделяется еще большой нравственной и духовной силой. Этот принцип распространяется и на животных. Тигр-вегетарианец в следующем своем перевоплощении получает шанс при суммировании всех его альтруистических действий стать человеком. Разумеется, человеческое обличье ждет его на другой планете Солнечной системы. Может быть, в другой галактике. Тот же, кто нарушает нравственные и моральные заповеди, может оказаться животным или мошкой. Переброс живого существа в постоянно изменяемой телесной оболочке из одного мира Вселенной в другой мир — творчески переработанные буддистами представления о множественности миров в ведийской мифологии и о расселении божественных и полубожественных персонажей в космическом пространстве.

Космогонические мифы Ригведы дают нам также представление об огненной субстанции в ее предельном состоянии, содействующей любой созидательной деятельности — тапасе, внутреннем жаре, энергии, благодаря которому или которой создаются различные формы жизни и ее разнообразные свойства и проявления, в том числе мысль, речь, дыхание.

Сиддхартха Гаутама во время своего шестилетнего поста и самоистязания подражал тапасинам. Тем аскетам, кто накапливал в себе тапас. Они входили в шраманское движение, и Первоучитель пытался, следуя их примеру, добиться своего освобождения от страданий с помощью внутреннего жара, повышения запаса духовной энергии, что, как он ошибочно предполагал, достигается суровой аскезой. Благодаря собственному опыту Сиддхартха Гаутама осознал, что голод не содействует напряженной работе ума. Как было прежде «ничто», так и после всех его аскетических подвигов тем же самым «ничто» и осталось.

Ведийские мудрецы, риши, обладавшие огромными запасами тапаса, еще раз напомню читателю, практически всегда соблазнялись красотой и сексапильностью небесных куртизанок, апсар, которых вероломные боги «засылали» к этим праведникам. Эти одичавшие в уединении и заросшие до потери человеческого облика самонадеянные старцы мгновенно теряли всю свою духовную мощь, как только влюблялись в этих соблазнительных танцовщиц и певуний. Они тонули в их объятиях и оказывались не на небе, а на самом дне жизни. Как свидетельствует мифологическая история, такая незатейливая интрига, а переходя на современный язык, «подстава», всегда заканчивалась победой богов, которые продолжали делать что им вздумается без опасения быть свергнутыми взыскующими духовной истины аскетами.

Как будет рассказано в следующей главе, Первоучитель, проповедуя срединный путь — мадьяма марга, остановился на достаточно умеренных самоограничениях, вернулся к мясоедению, если ему такую еду предлагал хозяин дома, у которого он был в гостях. Вместе с тем Будда Шакьямуни нравственное поведение поставил на первое место и строго относился к любому от него отклонению. Понятие тапас он теперь трактовал как самодисциплину.

Глава вторая. Накануне Просветления

О постигшем Сиддхартху Гаутаму горьком разочаровании, о чудесном спасении от смерти в реке, о девушке Суджате и продолжающихся происках демона Мары

Доведя себя до полного истощения, Сиддхартха еще немного — и лишился бы рассудка, да и самой жизни. Если прозрение напрямую связано со смертью, тогда он не зря убивал себя голодом. Но у него, похоже, теперь такой уверенности не было. В своем аскетизме он превзошел многих, с кем встречался за эти шесть лет своего аскетического существования. Последнее время он ходил голым, во время сна ничего не подстилал, так и спал на грязном каменном полу пещеры. В общем, полностью стряхнул с себя все земное. К глубокому его разочарованию, ни чрезмерно скудное питание, ни скромность жилища не принесли тех результатов, на