Шрифт:
Закладка:
В камеру вошла его жена, Лорена Энао, и Урдинола резко завершил свою тираду:
– А! Валите отсюда, придурки, я буду трахаться.
Слова Ивана ошеломили меня. Я вышел из его камеры, мучимый неописуемым беспокойством. Мне едва исполнилось семнадцать, а смерть, казалось, уже готова была меня забрать. Я совсем было погрузился в безрадостные мысли, когда почувствовал аккуратное похлопывание по моему плечу. Тот высокий загадочный мужчина, которого я заметил несколькими минутами ранее, отвел меня в сторону – поговорить.
– Хуан Пабло, я знаю, что вы боитесь ехать на эту встречу. Я соглашусь: ваш страх полностью оправдан. Но вам стоит знать, что люди Кали устали от насилия, поэтому вам стоит воспользоваться возможностью, чтобы пообщаться с ними и решить проблему раз и навсегда. Урдинола только что сказал, что решение уже принято. Даже если вы никуда не поедете, вас все равно убьют. У вас остается не так много вариантов, и вам будет легче спастись, если вы поедете туда и покажете себя лицом.
Его слова поразили меня явной искренностью.
– Я ценю ваш совет, но я не знаю, кто вы… Какова ваша роль во всем этом?
– Я – Хайро Корреа Альсате. Я был врагом вашего отца с тех пор, как Генри Перес[16] возглавил военизированную группу[17] в Магдалене Медио[18]. Мое поместье Эль-Хапон расположено в департаменте Кальдас, недалеко от Ла-Дорады, и у меня было много проблем с вашим отцом. А здесь, в тюрьме, я ожидаю, пока власти решат, выдавать ли меня США.
Эта короткая беседа с Хайро Корреа открыла мне глаза. Я наконец увидел свет в конце тоннеля: я понял, что отправиться в Кали – значит получить пусть и небольшие, но все же шансы остаться в живых.
Прежде чем распрощаться, Хайро представил меня своей жене Клаудии и одной из младших дочерей и попросил их навещать нас: их дочь могла бы поиграть с моей сестрой Мануэлой.
Попай предложил проводить меня до выхода, и пока мы шли по длинному узкому коридору, он заявил, что хочет мне кое-что рассказать:
– Хуанчо, я обязан признаться, что Отто заставил меня участвовать в ограблении вашего поместья Ла-Песебрера. Если бы я этого не сделал, то оказался бы его врагом.
ВСЕ УКАЗЫВАЛО НА ТО, ЧТО ДАЖЕ СТАРЫЕ ТОВАРИЩИ МОЕГО ОТЦА ТЕПЕРЬ БЫЛИ ПРОТИВ НАС. ОНИ ВИДЕЛИ В НАС УЖЕ НЕ СЕМЬЮ СВОЕГО БОССА, СДЕЛАВШЕГО ИХ НЕВИДАННО БОГАТЫМИ, А ПРОБЛЕМУ ИЛИ ВОЕННЫЙ ТРОФЕЙ. ИЗ ВСЕХ, КТО ОСТАЛСЯ В ЖИВЫХ ПОСЛЕ СМЕРТИ ОТЦА, ЛИШЬ ОБ ОДНОМ Я МОГ УВЕРЕННО СКАЗАТЬ, ЧТО ОН ВСЕ ЕЩЕ БЫЛ НАМ ВЕРЕН. ОТ ОСТАЛЬНЫХ Я ВИДЕЛ ЛИШЬ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ И ЖАДНОСТЬ.
Как и было обговорено с Урдинолой, через пару дней после моего визита в тюрьму к нам в резиденцию приехала адвокат. Я встретился с ней наверху, где спецагенты, жившие на первом этаже апартаментов, не могли нас услышать. Адвокат сразу перешла к делу и велела мне говорить, что это отец вынудил меня обвинить глав картеля Кали во взрыве в медельинском пентхаусе, случившемся в 1988 году, и что у меня нет никаких доказательств того, что они действительно это сделали.
Через несколько минут прибыл прокурор по этому делу вместе с секретарем. Они приняли мое новое заявление на первом этаже, пока адвокат ждала наверху. Судя по их лицам, они прекрасно понимали, что я действую под давлением. Невооруженным глазом было видно их разочарование: одно из немногих дел, которое у них было против боссов картеля Кали, разбилось в пух и прах.
Однако поделать ничего было нельзя. Как только мы закончили, они отдали мне копию заявления, и я отнес эту копию адвокату. Прочитав, она достала из сумочки сотовый телефон, набрала какой-то номер и сказала:
– Не беспокойтесь, сеньор, все улажено.
Совет Хайро Корреа оказался столь полезным, что я посетил его в тюрьме еще трижды, чтобы спросить о нескольких других вопросах, поскольку чувствовал, что он честен со мной. Помню, мы часами в чрезвычайно вежливом и сердечном тоне разговаривали о жизни и размышляли о произошедшем. Тогда же я извинился за ущерб, причиненный отцом ему и его семье. Я даже признался, насколько поражен тем, как хорошо мы поладили, в то время как с отцом сеньор Корреа так и не смог найти общий язык. Как мне было жаль, что они не смогли решить свои разногласия разговором и жить в мире! На это Хайро ответил, что отца всегда окружали очень плохие советники.
В один из таких визитов я встретил вусмерть пьяного Урдинолу в компании какого-то итальянца, который продавал ему промышленное оборудование. Увидев меня, он весело поздоровался – вероятно, только потому, что был пьян, – и открыл коробку, в которой было не менее пятидесяти дорогих часов.
– Выбирай, что хочешь!
– Но дон Иван, зачем они мне? Я вам очень признателен, но нет, спасибо…
Я повторил отказ трижды, но Урдинола продолжал настаивать.
– Возьмите вот эти. Они стоили сто тысяч долларов!
Часы были марки «Филипп Шарриоль», с кольцом из бриллиантов вокруг циферблата и стрелками из цельного золота. Он все-таки всучил их мне и заставил надеть, хоть браслет и был тесноват.
Мои поездки в Ла-Модело в итоге имели один важный итог: первый прямой контакт с врагами отца.
Вмешательство Урдинолы привело к первой встрече Анхелы, девушки Попая, и Исмаэля Мансеры, адвоката дяди Роберто, с главами картеля Кали, братьями Мигелем и Хильберто Родригесом Орихуэлой. Урдинола знал, что Попай не играет важной роли в картеле, и хотел, чтобы вместо Анхелы в Кали поехала Вики, жена Отто, но она слишком сильно испугалась.
Два посланника отправились в Медельин и сообщили о намерении моей семьи и людей, участвовавших в деятельности отца, покончить с войной раз и навсегда и найти выход, который гарантировал бы жизнь нам всем. По возвращении Анхела и Исмаэль Мансера передали нам, что, хотя братья Родригес говорили мало, они были согласны на переговоры.
Встреча, должно быть, и правда прошла успешно, потому что через несколько дней нам позвонил какой-то грубый мужчина и потребовал впустить его: он хотел передать сообщение от Родригесов. В итоге мы отобедали с одним из старых врагов отца, чье имя я называть не буду из соображений безопасности. Разговор был очень напряженным, хотя порой этот человек и проявлял сострадание, и послание было предельно ясным: возможность остаться в живых обойдется нам в немалую сумму, так как каждый мафиозо хотел
