Шрифт:
Закладка:
Прошел сентябрь, прежде чем Снайдер наконец признался Джею и Питеру Бринку, еще одному молодому геодезисту, работавшему над картой Ольстера, что он снова банкрот и не может выплатить деньги, причитающиеся им обоим. Вместо зарплаты Гулд и Бринк забрали права Снайдера на карту, а затем привлекли в качестве третьего партнера еще одного молодого землемера по имени Оливер Дж. Тиллсон. В отличие от своих соотечественников, у Джея не было много свободных денег, поэтому он нанялся к своим партнерам за тридцать долларов в месяц плюс плата за питание, согласившись при этом на меньшую долю доходов от карты. (Бринк и Тиллсон делили между собой 80 процентов прибыли, оставляя 20 процентов для Джея). Джей Гулд «в те дни, как и сейчас, был весь в делах», — вспоминал Тиллсон спустя четыре десятилетия после этого эпизода. «Даже за едой он постоянно говорил о картах. Он был рабочим, и мой отец говорил: „Посмотрите на Гулда, разве он не водитель?“».[74] Три месяца спустя, когда карта была готова и партнеры рассчитались, Джей ушел с пятью сотнями долларов в качестве своей доли выручки.
Проведя рождественские праздники 1852 года с семьей в их новом доме в центре Роксбери, Джей отправился в Олбани, где получил небольшое поручение помочь в исследовании планируемой настильной дороги между Олбани и Шейкерсвиллом. В Олбани он поселился в доме, принадлежавшем одному из его дядей Море, и вместе с двоюродным братом, Ирамом Море, поступил в Академию Олбани, школу для подготовки к поступлению в колледж. «Школа начинается в 9 утра и заканчивается в два часа дня», — писал Джей своим сестрам. «Одна перемена — пять минут. Едим два раза в день».[75] Когда они не были в школе, Ирам помогал Джею выполнять работу по исследованию дощатых дорог. (В этой работе Джей научился пользоваться теодолитом — сложным прибором для точного измерения горизонтальных углов). Два юных кузена вместе ели, вместе учились, а также некоторое время работали вместе в качестве лоббистов, стучась в двери Капитолия штата Нью-Йорк. Объектом их поддержки был законопроект о финансировании полного обследования Эмпайр-Стейт. Законопроект, внесенный представителем Манхэттена и обреченный на провал, предусматривал создание отдельных карт, документирующих каждый округ, которые должны были быть составлены по результатам независимых торгов. «Если этот законопроект пройдет, — писал Джей Джей Оливеру, — думаю, я получу достаточно средств, чтобы доучиться в Йельском колледже, и на этом мои надежды исчерпываются».[76]
Во всех своих письмах домой Джей выглядел серьезным и трезвым. Тем не менее сестры откровенно беспокоились о его связи с кузеном Айрамом, которого недавно за пьянство уволили из школы в городке Ричмондвилль на Катскиллз. Спиртное было темой, к которой девочки Гулд относились необычайно трепетно. Они хорошо помнили, как их собственная мать, Мэри, вызвала своего отца — Александра Тейлора Мора — к смертному одру, где умоляла его отказаться от спиртного. («Бедный старик, — писала Полли Гулд, — как быстро слезы катились по лицу моей матери, когда она видела, что он приходит в состоянии алкогольного опьянения»). Теперь, столкнувшись с медленным, но неуклонным провалом своего молочного бизнеса, своим низвержением в мрачную жестяную лавку и все более очевидной несостоятельностью всех своих аристократических притязаний, Джон Гулд тоже пристрастился к бутылке. «У отца есть один недостаток — ты знаешь, в чем он заключается, не хуже меня», — заметила Полли в записке Джеймсу Оливеру. В другом месте она писала: «Испытания и несчастья самого сурового рода сделали его таким человеком, каким он когда-то не был, но он выбрал плохой способ утопить свои проблемы. Я надеюсь, что он еще исправится, хотя знаю, что в его возрасте человек редко меняет свои привычки, они кажутся настолько устойчивыми, что их невозможно изменить…Я надеюсь, что это послужит хорошим уроком для Джейсона, и я верю, что так и будет».[77] Полли не о чем было беспокоиться. Вскоре после того, как она написала свои жалобы на Джона Гулда, Джей высказал другу свое искреннее убеждение, что счастье заключается не столько в потворстве, сколько в самоотречении.
Хотя зрелый Джей из вежливости иногда выпивал бокал кларета или шампанского, он гораздо чаще избегал выпивки, так же как табака, азартных игр и привычки сквернословить. Считал ли он эти вещи злом или просто непродуктивными, мы не можем знать, но склоняемся к последнему. В отличие от своего отца, который полностью избегал церкви, Джей посещал службы — сначала, чтобы подшутить над своими сестрами, а затем, чтобы подшутить над своей набожной женой и дочерьми. Но он никогда — в отличие от матери, сестер, жены и дочерей — не выражал свою веру открыто, объявляя себя «рожденным свыше» в Иисусе. Страстные чувства к догмам никогда не были в стиле Гулда. Похоже, он питал лишь самые элементарные религиозные убеждения: номинальную и социально приемлемую преданность той абстрактной вещи, которая называется Господь, но не более того. Важным было то, что происходит здесь и сейчас. «Что касается будущего мира, — сказал он другу примерно в это время, — то, кроме того, что открывает Библия, я не в состоянии постичь его тайны; но что касается настоящего, то я полон решимости использовать все свои силы для реализации самых высоких возможностей этой жизни».[78]
Глава 5. Крысиные ловушки и карты
Завершив изыскательские работы на дощатой дороге, Джей в начале марта 1853 года уволился из Академии Олбани и отправился в турне по четырем колледжам, которые его интересовали: Йельскому, Ратгерскому, Браунскому и Гарвардскому. Кроме того, он планировал осмотреть достопримечательности Манхэттена — билет туда был куплен его дедом Мором в обмен на услугу. В поездку Джей отправился в сопровождении двоюродного брата Ирама, взяв с собой замысловатую, прекрасно детализированную шкатулку из красного дерева, в которую его и Ирама пьяный дряхлый дед упаковал то, что старик считал самым чудесным изобретением: ярко раскрашенную мышеловку собственного изготовления. Джею было поручено отвезти гаджет и показать его производителям, участвовавшим во Всемирной выставке