а ты застряла там, на перроне центрального вокзала, хотя я рад, что там, а не на кровати в комнате общежития, — меня будто пнули, уронили на спину одним ударом, вышибли воздух из легких. Безумно больно слышать эти слова от того, кто оставил меня на той кровати, от того, кто отвернулся в момент, когда сильнее всего был нужен.

Я сжала ладони в кулаки, оставляя отметины в виде полумесяцев на ладонях, сдерживала слезы, говоря себе, что больше он никогда их не увидит. Да, спустя столько лет внутри все еще болело. Чертовски сильно болело.

— Ты тоже прошлое, Дэмиан, — проговорила я, со всей нашедшейся во мне жестокостью вглядываясь в его лицо.

Мужчина сжал челюсть, брови сдвинулись к переносице, Дэмиан скупо кивнул, словно услышал все, что хотел услышать.

— Больше я никогда тебя не потревожу, Аврора, — а затем вышел за дверь, оставляя после себя лишь звенящую тишину, из-за которой хотелось спрыгнуть с балкона.

И я все твердила и твердила себе, что не могу вернуться, что не могу пойти за ним, не могу впустить прошлое в настоящее, отказаться от всего, чего достигла за это время. Я не могла так поступить с собой.

Там, стоя на вокзале перед поездом, прощаясь с Дэмианом, я была разбита и пообещала себе всегда выбирать себя. И сейчас во мне копилось столько противоречивых чувств, что я не знала, за что хвататься и чему верить.

Как отличить свои надуманные страхи от истинных намерений? Как понять, чего я хотела сильнее? Как понять, что мне делать?

Ответов не находилось ни внутри, ни снаружи. Как и всегда жизнь, судьба или кто там еще, не давали подсказок, заставляя опираться лишь на себя. Но правда в том, что я не находила в себе сил. Дэмиан Вуд был моим призраком. Да, желанным, да, в какой-то степени любимым, но себе я важнее. Я была призраком для него. А, как известно, призраки не любят возвращаться.

Глава 6. Призраки возвращаются, если сильно этого хотят

Я обещал себе, что если Мадлен захочет уйти, я позволю ей это сделать, отпущу. Это оказалось легко только в мыслях, в жизни же я едва не вывернул душу. И хотелось бы сказать, что однажды она одумалась, все же вернулась, и жили мы долго и счастливо, но в реальности, которая сейчас казалась тошной, я сидел на берегу моря и наблюдал за очередным закатом. Уже завтра все привычное снова вернется в мою жизнь. Уже завтра я снова стану носить костюмы, пить виски и лживо улыбаться всем подряд.

Наверное, меня можно назвать самым неудачливым неудачником всех времен — развод, встреча бывшей возлюбленной, воссоединение и еще одна расставание — всего за три недели.

Боже, это даже звучало, как самая ужасная и отвратительная шутка, как анекдот, который уже в пятидесятый раз рассказывает пьяный дедушка, ожидая, что все засмеются, как в первый.

Возможно, это и, правда, не судьба сводила нас вовсе, а обычная случайность. И по этой случайности мне хотелось одного — чтобы она была счастлива, а уж с каким именем или в каком городе не так важно. Жаль, что не рядом со мной.

Я понимал, насколько страшно для Мадлен оказалось столкновение с прошлым, с тем, что отняло у нее столько всего разом. Да и вряд ли в новой жизни она натерпелась столько боли и потерь, что в них можно потеряться. Вряд ли ей приходилось проходить через те же ужасы снова.

Может быть, стоило ругать себя за торопливость, за предложение, которое снесло все ее обретенное спокойствие. Имел ли я на это право? Не знаю. Но точно был убежден в том, что должен оставить ее здесь, в этом теплом, маленьком городке, который осветил нас двоих короткими вспышками счастья, словно затвор ретро-камеры.

Я был рад, что с ней все в порядке. Признаться, желание влезть в новую жизнь Мадлен иногда достигало таких масштабов, что я почти сдавался под его напором, но в последний миг все же останавливался, а затем и вовсе запретил себе об этом думать, как хотел сделать это и сейчас. И когда солнце полностью зашло за горизонт, я поднялся, отряхивая мелкие песчинки с брюк, словно воспоминания, которые оставлял здесь.

Конечно, в глубине души жила надежда на то, что однажды Мадлен встретится мне еще раз, вот так же случайно и незапланированно, не хотелось верить в то, что нашей истории пришел конец. Но эти мысли — призрачные и мимолетные, словно ветер июльским днем, они не имели продолжения, не обрели почву под ногами и никогда бы не сбылись.

И вот так, под стремительно угасающий день, я вышел на заполненную людьми, запахами и звуками улицу, влился в толпу туристов, вернулся в отель, больше не задумываясь о девушке, что потревожила душу. Снова. Она снова ее собрала, а затем с особой жестокостью прошлась ножом по едва зажившим ранам, и я бы соврал, если бы сказал, что не стал бы этого повторять. Может, поэтому внутри верил, что призраки возвращаются только когда сильно этого хотят.

* * *

Я чувствовала себя полной дурой, когда смотрела в зеркало. Признаться, я редко когда так про себя думала. Мои действия и мысли никогда не поддавались осуждению со стороны моего внутреннего «я». Но… никогда не говори «никогда», потому что уже два дня в голове крутилось, словно рекламная лента, одно громкое и вполне понятное слово «дура». Красноречиво.

И не знала, почему именно так себя называла. Потому что не хотела возвращаться к людям, которые приложили руку к тому, чтобы уничтожить все мне привычное? Или потому что я не хотела бросать все ради мужчины, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет? Или потому что до сих пор боялась жизни?

Город не виноват в том, что со мной случилось — это всего лишь кучка бетонных сооружений, гул машин и едкий запах бензина, разрезающий серое небо, но его населяли люди, в том числе когда-то знакомые, в стенах этого города, словно в старой шкатулке хранилось много воспоминаний, не только хороших, но и болезненных. Да и, если честно, хорошие выбивали почву из-под ног сильнее плохих. Хотя я возвращалась туда три раза. Каждый год в день свадьбы моих родителей — казалось, так правильно, навещать их в день, принадлежащий только им двоим.

Однажды я даже почти встретилась с Дэмианом. Такси проезжало мимо района, в котором находилась бесконечная череда офисов, я безучастно