— Что с тобой не так? Ты несколько секунд говорил как-то… странно. Деревянным голосом, словно произносил заученный текст.

— Я просто рассказывал, как все было.

— Но если там ничего не случилось, почему это место такое особенное? Что произойдет, когда ты вернешься туда?

— Не знаю толком. Но это будет что-то… что-то невероятное.

Не скрывая негодования, вызванного тупостью викария, отец Вайкезик задал вопрос напрямую:

— Это Господь зовет тебя?

— Не думаю. Но может быть. С очень небольшой вероятностью. Я хотел попросить вашего разрешения на эту поездку, отец. Но если вы не дадите благословения, я все равно поеду.

Отец Вайкезик сделал глоток бренди побольше, чем вошло у него в привычку.

— Думаю, тебе следует поехать, но не одному.

Брендан удивленно посмотрел на него:

— Вы хотите отправиться со мной?

— Нет. Я не могу оставить святую Бернадетту. Но тебя должен сопровождать подготовленный свидетель. Священник, знакомый с такими вещами, чтоб он мог подтвердить чудо или чудесное явление…

— Вы имеете в виду клирика, который с разрешения кардинала расследует истерические сообщения о плачущих статуях Богоматери, кровоточащих распятиях и прочих божественных явлениях?

Отец Вайкезик кивнул:

— Именно. Я говорю о человеке, знакомом с процессом аутентификации. Монсеньор Джанни из отдела публикаций епископской канцелярии. У него богатая практика.

Не желая обижать настоятеля, но исполненный решимости действовать по своей воле, Брендан сказал:

— Тут нет никаких божественных явлений, так что нет и потребности в монсеньоре Джанни. Все, что со мной происходит, не имеет ни малейшего отношения к христианству.

— А кто сказал, что Господь не может действовать исподволь? — спросил отец Вайкезик.

Ухмылка на его лице говорила, что он намерен одержать победу в этом споре.

— Такие вещи могут быть экстрасенсорными явлениями.

— Ба! Ересь. Экстрасенсорные явления — это всего лишь дурацкое объяснение, которое неверующие дают промыслу Божьему. Исследуй эти явления внимательно, Брендан. Проникнись их смыслом, и тебе откроется правда. Господь призывает тебя вернуться в Его лоно. Я верю, что Он посетил тебя.

— Но если это божественное явление, почему оно не может произойти здесь? Почему я слышу зов из Невады?

— Может быть, это испытание твоей верности Господу, твоего подспудного желания вернуться к вере. Если желание достаточно сильно, ты согласишься на неудобства дальней поездки, и в награду тебе будет явлено то, что вернет тебя к вере.

— Но почему Невада? Почему не Флорида? Или не Техас? Или не Стамбул?

— Это известно одному Господу.

— А зачем Господу брать на себя такой труд ради возвращения сердца одного заблудшего священника?

— Для Того, кто создал землю и звезды, это радостный труд. Для Него каждое сердце не менее важно, чем миллион сердец.

— Тогда почему Он ничего не сделал и я потерял веру?

— Может быть, потеря веры и возвращение к ней — это процесс закаливания. Он решил подвергнуть тебя этому процессу, чтобы ты стал сильнее.

Брендан улыбнулся и восхищенно покачал головой:

— У вас на все есть ответ, отец?

Стефан Вайкезик, довольный, поудобнее устроился в кресле.

— Господь одарил меня быстрым языком.

Брендан знал о том, что отец Вайкезик пользуется славой спасителя заблудших, и еще он знал, что Вайкезик легко не сдается, если вообще сдается. Но Брендан ни в коем случае не желал лететь в Неваду вместе с монсеньором Джанни.

Держа в руке стакан бренди, отец Вайкезик из своего кресла наблюдал за Бренданом с явной приязнью и железной решимостью, с нетерпением ожидая следующего возражения, которое он с легкостью опровергнет, очередного выпада, который он парирует с непреклонным иезуитским высокомерием.

Брендан вздохнул. Вечер обещал быть долгим.

Округ Элко, Невада

Выбежав в страхе и смятении из гриль-кафе «Транквилити» в умирающие ало-фиолетовые сумерки, Доминик Корвейсис направился прямо в конторку мотеля и стал свидетелем сцены, которая поначалу показалась ему семейной ссорой, но почти сразу же понял, что здесь происходит нечто иное, более странное.

Широкоплечий мужчина в коричневых брюках и такого же цвета свитере стоял в центре комнаты, с наружной стороны стойки регистрации. Всего на два дюйма выше Доминика, он был значительно шире и толще его и казался высеченным из массивного дубового ствола. Седые, подстриженные ежиком волосы и морщины на лице говорили о том, что ему за пятьдесят, но, судя по мощному, как у быка, телу, он чувствовал себя куда моложе физически и духовно.

Здоровяка трясло, словно он пребывал в ярости. Рядом с ним стояла женщина, глядя на него странным, взволнованным взглядом, — блондинка с ясными голубыми глазами, моложе мужчины, хотя сказать точно Доминик не решился бы. На бледном лице мужчины проступали капельки пота. Перешагнув порог, Доминик понял, что его первоначальное впечатление было ошибочным: мужчина пребывал не в ярости, а в ужасе.

— Расслабься, — произнесла женщина. — Попытайся контролировать дыхание.

Здоровяк хватал ртом воздух, наклонив голову на бычьей шее, ссутулив плечи, уставившись в пол. Частое аритмичное дыхание говорило о нарастающей панике.

— Дыши глубоко, медленно, — сказала женщина. — Вспомни, чему тебя учил доктор Фонтелейн. Когда успокоишься, выйдем прогуляться.

— Нет, — ответил здоровяк, бешено тряхнув головой.

— Непременно пойдем. — Женщина прикоснулась к руке мужа, пытаясь его успокоить. — Мы выйдем прогуляться, Эрни, и ты увидишь, что темнота здесь такая же, как в Милуоки.

Эрни. При звуках этого имени у Доминика похолодело внутри. Вспомнилась комната Зебедии Ломака в Рино, четыре постера с изображением луны, написанные от руки имена.

Женщина посмотрела на Доминика.

— Мне нужен номер, — сказал он.

— У нас нет свободных, — ответила женщина.

— Но у вас горит пригласительная вывеска.

— Хорошо, — сказала она. — Хорошо. Только не сейчас. Пожалуйста. Не сейчас. Сходите в кафе, поешьте. Прогуляйтесь немного. Возвращайтесь через полчаса. Пожалуйста.

До этого момента Эрни, казалось, не замечал появления Доминика. Теперь он оторвал взгляд от пола, и с его губ сорвался стон страха и отчаяния.

— Дверь! Закройте ее, пока темнота не пришла сюда!

— Нет, нет, нет, — сказала ему женщина голосом твердым, но полным сострадания. — Она сюда не придет. Темнота не может повредить тебе, Эрни.

— Она идет сюда! — в отчаянии проговорил тот.