Из кафаны всяк шел по своим делам. Неповоротливый Бепо снова брался за подсчеты, и снова вплоть до вечерней прохлады воцарялась тишина.

В сумерки на площади появлялись дамы и девицы, чтобы встретиться там с господами. И в самом деле, на пятачке не оставалось ни одной пяди земли, которую бы не топтали каждый вечер тысячи ног, ибо, если не шел дождь, гулянье продолжалось часа два-три подряд. Гуляли, следуя итальянской моде, не только молодые люди и девушки, вдовцы и вдовушки, но и женатые, и замужние, и пожилые, и старые. Всяк выбирал себе по душе и по вкусу предмет обожания, на ходу томно переглядываясь и обмениваясь с ним сентиментальными фразами. Однако постоянства во взаимных симпатиях не требовалось; напротив, долгая привязанность считалась признаком невзыскательности, и потому в продолжение месяца кавалер, добившись успеха у всех дам, начинал сначала. Сей странный обычай сохранился со времен венецианского владычества, когда не оставалось никакой другой свободы, кроме этой. Толстая синьора Тереза заходила так далеко, что увлекалась одновременно двумя или тремя, что, конечно, не простилось бы другой женщине. Нагулявшись досыта, все отправлялись посидеть перед кафаной. Каждому кавалеру полагалось угостить свою даму. Считалось зазорным, особенно для девушки, остаться без кавалера и тем самым заставить платить за себя отца или брата. Вот почему несчастный начальник таможни просто не знал, что делать со своими шестью дочерьми, из которых средняя, Вица, была красива, две ничего себе, а три страшны, как смертный грех. Вица никогда не оставалась без кавалера, но, если на площади появлялись все шестеро, Вицын кавалер давал тягу — в конце концов ради нескольких ласковых слов и взглядов платить за шесть пирожных, шесть лимонадов или мороженых — это уж слишком! Если же начальник таможни являлся с Вицей или с половиной своей семьи, то ухаживаний и прозрачных намеков было столько, что он опять терялся! Поэтому он единственный из пришлой аристократии не радовался вечерней прохладе.

Наконец, когда крепостной горнист трубил вечерний сбор, расходились и гуляющие. Наступал последний вздох жизни Розопека, площадь снова оживала; слышался топот шагов по тротуару, завывали собаки, стайки уличных бездельников весело неслись к городским воротам навстречу спешившим по домам служанкам, которые до сих пор любезничали там на свой лад.

Ворота замыкались, зажигались свечи, звякала столовая посуда, раздавался серебристый смех Маргариты, Амалии, Милевы, Станы, клекотала докторова флейта… Потом захлопывались подряд все ставни, и Розопек дружно засыпал.

Вот так изо дня в день проходила жизнь в Розопеке, кроме…

Конечно, кроме дней, когда и в Розопеке были треволнения. Вы должны согласиться, что даже самого мирного и самого исправного человека не минуют невзгоды; одни из них можно предвидеть, другие же совершенно неожиданны. А что случается с отдельным человеком, может произойти и с группой людей, даже если они розопекчане.

Не берусь утверждать, что все без исключения розопекчане были искренне верующими, однако они все до единого посещали службы божьи. По праздникам на утрени, на литургии, на весперу[34], на матутину[35], на малую и большую мессу, на проповеди в великий пост и т. д. обе церкви были битком набиты. Старые морские капитаны, которые обычно неохотно покидали свои террасы и садики, являлись первыми; прекрасным примером для окружающих служили также судья, комиссар и столоначальники. Больше того, доктор Зането (уездный врач, игравший по вечерам на флейте), еще неженатый молодой человек, который постоянно твердил в своем кругу, что он атеист и называл церковные обряды «поповскими комедиями», этот самый доктор Зането, обладавший прекрасным баритоном, каждый праздник пел в церкви. Особенно хорошо исполнял он «Санктус», а на страстной «Стабат матер». Вот почему набожность жителей Розопека и той и другой веры была широко известна во многих городах. И вот почему, когда бы православный владыка ни посетил с церковной миссией Розопек, ему всегда хотелось воскликнуть: «Неужто я снова в своем малом Сионе! Наконец-то я опять в своем малом Сионе!»

Словом, розопекчане соревновались в набожности.

Но самое заядлое соперничество возникало между звонарями. На церкви святого Франциска висело четыре колокола, а на церкви святого Николы — одним больше, и стоило затрезвонить одной церкви, как тотчас отзывалась другая; того и гляди, оглохнешь! Офицеры всячески «поминали бога» и открыто выступали против бесконечного трезвона. Порою весь Розопек напряженно ждал, который из звонарей одержит победу.

По большим праздникам, если они не совпадали, католики шли в православную церковь, а православные — в католическую, шли с единственной целью найти что-нибудь, к чему можно было придраться. Войдет, скажем, в церковь святого Франциска сербская знать — капитан Марко, капитан Йова, синьор Глиша, синьор Сима, — станут, начнут креститься по-своему, кланяться налево и направо, причем каждый состроит такую физиономию, что невольно скажешь: «Ну, если эти не набожны, значит, нет набожности на свете!» Умные латиняне уступают им место, вежливо отвечают на поклоны, но внимательно следят за выражением лиц «неверных греков». Несчастный капеллан вдруг до смешного запутается, произнося с кафедры проповедь, точно человек, который хочет понравиться даже тем, кто его ненавидит и кто готов придраться ко всякой безделице. То же самое случалось и с протоиереем и иереем, когда приходили латиняне. Поэтому не удивительно, что священники постоянно нервничали, но уж когда они были уверены, что в церкви только их паства, тогда… понятно, о чем они проповедовали.

Впрочем, все это мелочи. Главная загвоздка заключалась в литиях. После ухода французов из Приморья{27} латиняне ввели три литии: в день святого Франциска, в день празднования тела Христова и в великую пятницу. Православные же в прошлом ходили «с крестами» лишь раз в году, на спаса, но позднее и они завели три крестных хода: на богоявление, в николин день и на успение. И во всем подражали латинянам. По каким улицам проходили католики, по тем же шли и православные; какого порядка придерживались те, старались держаться и эти, — впереди девочки, потом ученики с рипидами, священники под «небом», начальство со свечами, подразделение солдат, опять начальство и народ… Года два-три спустя латиняне ввели четвертую литию, а православные — пятую. Через два года «цесарская вера» добавила еще одну, православные же добавили две. Дальше добавлять было невозможно, так как солдаты решительно отказались участвовать больше чем в двенадцати литиях, а без войск какой уж парад!

Эти двенадцать молений доставляли жителям Розопека двенадцать неизменных