понадобится нечто большее, чем Зорика, чтобы выжить.

Тиннстра попыталась представить ее могущественной, как Аасгод, сидящей на троне, как король Кариин, сражающейся, как родной отец Тиннстры, но, несмотря на все усилия, она видела только маленькую девочку, лежащую перед ней. Невозможно было думать о ней как о ком-то другом. И Тиннстра должна была ее защитить.

Но как?

Милостивые Боги, заберите нас отсюда, и я обещаю, что никогда не позволю, чтобы жизнь Зорики зависела от других людей. Я сделаю все, что потребуется, независимо от цены, чтобы обезопасить ее, быть равным любой угрозе — даже если это будет стоить мне жизни.

44

Франсин

Лейсо

Франсин уставился на отражение Тиана Косы и закипел от гнева.

— Ты сделал меня слабым, — сказал он Косе. — Пока я дышал твоим воздухом. Жил твоей жизнью. Но этому конец.

Он сам убьет девчонку. Он сделает это сейчас.

По крайней мере, солнце снова село. Хорошо. Казалось правильным атаковать в темноте, под глазом Кейджа. В виде самого себя. Он сорвал с тела шелковую мантию, зажал кляп в зубах и высвободил свою силу. Его мышцы отреагировали, сокращаясь, изменяясь, увеличиваясь. Последовала боль — словно огонь пронзил его кожу. Франсин стиснул зубы, резко втягивая воздух.

Затем начались судороги, когда форма Косы трансформировалась в его собственную. Сколько раз он терпел эту пытку за эти годы? Слишком много. Слишком много.

Он закрыл глаза, ища темноту своего разума, убежище, пока его тело боролось за то, чтобы стать самим собой. Стать Франсином. Боль была приятной. Боль была правильной. Мое тело — твое оружие. Моя жизнь — твой дар.

Ему хотелось закричать, но он прикусил кожаную полоску во рту, сдерживая агонию в своей душе. Франсин не был слабым. Он был Избранным Рааку, слугой Кейджа. Он был смертью.

Затем он почувствовал, что боль утихает, как волна, достигшая берега, отступает, успокаивается, уходит. Он открыл глаза и увидел свое истинное лицо, смотрящее на него из зеркала.

Он надел свою униформу, чувствуя себя лучше в черном. Его пальцы коснулись черепов на воротнике, вспоминая тот момент, когда Рааку приколол их к нему — честь, оказанную ему. Было приятно снова иметь свою дубинку, как давно потерянную часть себя. Прикрепленная к кольцу на поясе, дубинка удобно прилегала к бедру, обещая то, что должно было случиться с Лейсо, с язычниками, ползающими по улицам.

В последнюю очередь он надел маску. Мягкая черная ткань, прилегающая к коже, была единственной роскошью, которую он себе позволил. Он снова был Франсином. Жители Мейгора увидят его и познают страх. Он был войной, смертью и возмездием.

Гейлин ждала его внизу лестницы.

— Скажи лорду Бакасу, куда я пошел и зачем, — сказала Франсин. — Он поймет. Немедленно отведи его в посольство. Я буду ждать его там с телом девчонки.

— Вы не потерпите поражение, — сказала Гейлин, не встречаясь с ним взглядом.

— Посмотрим. — Теперь Франсин ничего не принимал на веру. Его враги могли быть язычниками, но они были опасны. Его рука легла на дубинку. Он больше не совершит ту же ошибку.

— Карета готова, — сказал с порога другой слуга, одетый в мейгорскую одежду.

— Тогда вперед.

— Хвала Кейджу, — сказала Гейлин.

— Хвала Кейджу, — повторил Франсин. Он покинул посольство, не сказав больше ни слова, с грузом судьбы на плечах.

Улицы были все еще оживленными, несмотря на поздний час, из-за чего карета двигалась медленно. Франсин наблюдал за мейгорцами, которые занимались своей бессмысленной жизнью. Скоро армия императора постучится в их двери. Кейдж придет за ними, и это будет великолепно.

Карета остановилась на улице в стороне от посольства Джии. Франсин склонил голову и произнес последнюю молитву Кейджу. Если что-то пойдет не так и Франсин окажется в Великой Тьме, тогда он позаботится о том, чтобы забрать с собой как можно больше джиан.

Мейгорцы соорудили баррикаду, но на ней было всего два солдата. Обычно их было больше. За ней, за запертыми воротами и железной оградой, стояло посольство. Здание было погружено в темноту, как будто давно заброшенное. Но Франсин знал лучше. Он молился, чтобы его враги все еще были внутри, чтобы им не удалось заставить врата сработать.

Франсин вытащил свою дубинку и направился к посольству, вокруг кончика дубинки потрескивали искры, когда он позволял заряду нарастать. Он почти чувствовал, как Кейдж наблюдает за ним, направляя его к цели. Все сомнения исчезли. Он был Избранным. У него был дар от самого Рааку, и он отправит всех неверных в Великую Тьму.

Они заметили его, когда он был в сотне ярдов от них. Он проигнорировал их крики, их угрозы. Все это не имело значения.

Он поднял дубинку и обрушил на баррикаду полный залп. Земля содрогнулась от силы взрыва, а в ушах зазвенело от его великолепной ярости. Слишком долго он притворялся слабым. Но не сейчас. Великая Тьма ждала их всех.

45

Дрен

Горная Дорога

Дрен лежал среди колючек и ежевики, покрывавших нижнюю часть горного склона. Он насчитал двадцать четыре Черепа, четырех Дайджаку, Тонин и Избранную. Тридцать врагов и только он один. Дерьмовые шансы и в лучшие времена, а сейчас, черт возьми, были не самые лучшие времена.

Ему потребовались часы, чтобы их догнать. Часы, когда он держался вне поля зрения кружащих Дайджаку, молясь, чтобы он сократил разрыв с Черепами, и спрашивая себя, что, черт возьми, он сделает, если это произойдет. Часы, когда его выворачивало наизнанку каждые несколько ярдов. Во рту у него был привкус крови, а все тело сотрясалось от боли и изнеможения.

В конце концов, он их догнал, но только потому, что Черепа разбили лагерь на ночь в пределах видимости Киесуна.

Его город. С горной дороги он казался таким маленьким и уязвимым. Успел ли Хасан вовремя починить стены? Нашел ли он достаточно мужчин и женщин, чтобы их защитить? Или им нужно больше времени? Дрен хотел бы, чтобы был какой-нибудь способ узнать об этом или послать сообщение о том, что ему нужна помощь. Разверзшийся ад, он хотел бы сказать им об том, что вот-вот обрушится на их стены, если он потерпит неудачу.

И Эндж. Его мысли всегда возвращались к Эндж. Он чертовски сильно хотел быть с ней сейчас. Она была нужна ему больше, чем он хотел признать. Он мог бы рассказать ей о своих чувствах к ней. Он мог бы сказать ей… Он покачал