часов я обнаружил, что сижу на куче ковриков в просторной черной палатке, «уплетая» из огромной миски pillau с соленой бараниной, приправленную зелеными травами, в качестве гостя курдского шейха. Вскоре после этого я встречаю мужчину, который везет на осле дыни в курдский лагерь, и который настаивает на том, чтобы я принял в дар лучшую дыню, которую я пробовал с тех пор, как покинул Константинополь. В полдень я оказался в гостях у другого курдского шейха. Таким образом, утро, начавшееся с хорошей перспективы голодной смерти, последовавшее за вчерашним скудным запасом неподходящей еды, закончилось таким щедрым гостеприимством, что я не знаю, что с этим делать. Эти кочевые племена знаменитых «черных шатров» каждое лето бродят по направлению к Ангоре со своими стадами, чтобы оказаться возле рынка во время стрижки. Они славятся повсюду за их гостеприимство. Подойдя к огромной палатке Шейха с приветливым открытым лицом, сопровождающие начинают суетиться, чтобы подготовить подходящее приподнятое место, поскольку они с первого взгляда знают, что я англичанин, и также знают, что англичанин не может сесть скрестить ноги как азиаты. Сначала я довольно удивлен их очевидным готовым признанием моей национальности, но вскоре я выясняю причину. Огромная чаша пиллау и еще один превосходный яорт ставятся передо мной, без всяких вопросов, в то время как достойный старый шейх до совершенства реализует свою идею о бородатом патриоте кочевников, когда он сидит, скрестив ноги, на ковре, торжественно курит кальян, и зорко следит, чтобы никакой пункт его щедрого кодекса гостеприимства к незнакомцам не пропускался его слугами. Эти последние, кажется, отборные молодые люди племени. Красивые, крепкие парни, хорошо одетые, двухметрового роста и атлетичного телосложения, прекрасные образцы полуцивилизованной мужественности, которые, казалось бы, лучше бы использовались в гренадерском полку, чем зависали вокруг шатра старого шейха, заботясь о наполнении и разжигании его кальяна, обустройстве его подушек днем и его постели ночью, подаче ему еды и надлежащем приеме его гостей. И все же это интересное зрелище - видеть, как эти великолепные молодые парни ожидают от своего любимого старого вождя, замирая, как огромные ласковые мастифы, его простого взгляда или пожелания. Большинство мальчиков и юношей пасут отары, но пожилые мужчины, женщины и дети собираются в любопытствующей толпе перед открытой палаткой. Они хранят уважительное молчание, пока я являюсь гостем их шейха, но они собираются вокруг меня все без остатка, когда я покидаю гостеприимное убежище в помещениях этого уважаемого человека. Изучив мой шлем и оценив мою внешность, они объявили меня «английским ziptih», за что я обязан обстоятельствам полковника Н. - английского офицера, который недавно участвовал в организации командования войск в Курдистане.

Женщины этого лагеря в целом кажутся довольно невзрачными экземплярами. Некоторые из них - ведьмы с крючковатым носом, с пронзительными черными глазами и волосами, окрашенными в пылающий «морковный» оттенок хной. Этот последний должен сделать их красивыми и улучшить их внешность в глазах людей. Конечно, им нужно что-то улучшить в их внешности, но для неискушенного и неопытного взгляда автора это производит ужасный, неестественный эффект. Согласно моим представлениям, пылающие рыжие волосы выглядят странно и имеют вульгарный, дурной вкус, когда связаны с угольно-черными глазами и цветом лица, похожим на собирающуюся тьму. Эти самонадеянные смертные, похоже, склонны думать, что во мне они обнаружили что-то, что нужно ласкать, и стараются изо всех сил, рассматривая меня почти как отряд нежных маленьких девочек, ласкал бы заблудившегося котенка, который неожиданно появился в их среде.

Легкомысленные молодухи, лет пятидесяти, плотно окружают меня, осматривая мою одежду от шлема до мокасин, критически оценивают ткань моего френча и рубашки, они снимают мой шлем, тянут руки, через плечи других, чтобы погладить мои волосы, и ласково гладят меня по щекам. В то же время выражая себя в мягких, мурлыкающих комментариях, которые не требуют лингвистических способностей для толкования, вроде таких восхитительных высказываний, как: «Разве он не милый, правда?..», «Какие красивые мягкие волосы и красивые голубые глаза...» «Разве вы не хотите, чтобы дорогой старый шейх позволил нам оставить его...» Понимая, что нужно сделать, чтобы порадовать их и в тоже время освободиться, я вскочил на велосипед и уехал. Несколько огромных собак сопровождали меня в течение нескольких минут особым образом, как это делают курдские собаки сопровождая отбившихся от стада велосипедистов.

Глава 15. От Курдского лагеря до Йозгата.

Из курдского лагеря мой маршрут ведет по низкому горному отрогу, легкими уклонами и извилистой, непригодной для верховой езды тропой, ведущей вниз в долину восточного ответвления Делиджиырмак. Дорога улучшается, когда я въезжаю в долину, и в полдень меня удивляет и восхищает другой лагерь курдов, где я остаюсь пару часов в знак уважения к силам полуденного солнца. Никто не сомневается в том, чтобы принять гостеприимство курдских кочевников, поскольку они являются самыми богатыми людьми в стране, их стада покрывают холмы во многих местах, они, как правило, довольно хорошо одеты, чище в приготовлении пищи, чем жители деревни, и гостеприимны до крайности. Как и все мы, однако, они имеют свои недостатки, а также свои достоинства. Они рождаются любителями легкой наживы, и в нерешенные времена, когда турецкое правительство вдруг вынуждено ослабить свой контроль над ними, они не в состоянии обуздать свои грабительские инстинкты и могут создать весьма ощутимые проблемы. Они по-прежнему сохраняют гостеприимство, но, сделав путешественника своим гостем на ночь и позволив ему уйти со всем, что у него есть, они перехватят его на дороге и ограбят.

У них есть некоторые нежелательные привычки, даже в эти мирные времена, которые яснее проявляются, лишь стоит достигнуть их собственного Курдистана, где у нас, несомненно, есть лучшие возможности их критиковать. Какими бы ни были их недостатки или достоинства, я покидаю этот лагерь, надеясь, что окончание дня может найти меня гостем другого шейха на ночь. Через час после выхода из этого лагеря, я прохожу через виноградники, из которых выбегают люди с таким количеством винограда, которое накормит дюжину людей. Дорога легко проходима, и я спешу, чтобы избавить их от беспокойства. Воистину, может показаться, что меня преследует карающее правосудие за всевозможные злые мысли и нетерпеливые замечания, связанные с моим голодным опытом раннего утра, когда я задавался вопросом, когда же я смогу хоть что-то съесть. Сегодня днем я обнаружил, что кручу педали решительно, чтобы не быть захваченным этим.

Днем жарко настолько, что едва можно дышать. Маленькая долина оканчивается бесплодными красными холмами, на которые яростно светит солнце. Чтобы подняться на них мне пришлось