Она не сводит глаз с меня, так что я не вижу ни взмаха руки короля, ни подошедшего и пнувшего скамью палача. Вижу лишь, как ей рывком задирает голову и как резко прекращается падение, когда ломается шея.

Холод скользит мне под кожу и обжигает плоть. Я смотрю на раскачивание тела перед собой сквозь бесцветный бурлящий туман. Солас беспокойно перетаптывается, вертит головой и косится на меня, показывая белки глаз.

Толпа разом пятится, кругом бормочут:

– Принцесса. Смотрите на принцессу.

Смена облика прокатывается судорогой, выкручивает кости, выдавливает дыхание из груди. Столько месяцев надетая на горло удавка всплывает из-под кожи и сгорает дотла, словно ее никогда и не было.

Я вижу, как на склоненной голове Валки курчавятся волосы, темные пряди сменяются медно-рыжими, одежда полощется в незримых порывах ветра, пока присланные мной туника и юбка не обращаются в пышный, расшитый узорами наряд, что подарил мне самой король.

Когда ветер затихает, я оборачиваюсь и смотрю поверх людей. Они глазеют в ответ, целое море лиц. Позади всех, стоящим у стены, я нахожу Красного Сокола. Он встречает мой взгляд и улыбается – добро, ободряюще. Никак не связанно с устроенной мною казнью. Легонько кланяется, приложив пальцы к сердцу, делает шаг в сторону и сливается с толпой.

– Вериана, вы в порядке?

Я моргаю, удивленная тем, что Кестрин оказался рядом и его рука придерживает мою на поводьях. Не помню, когда он решил мне помочь.

– Вериана? – повторяет он и коротко сжимает мои пальцы, осторожно, помогая прийти в себя. – Как вы?

– Мы оба все еще здесь, – тихо отвечаю я вчерашними словами.

Он отпускает мою руку и откидывается назад, заметно расслабив плечи.

Король ожидает в седле, созерцает нас обоих, прищурившись. Откровенно говоря, на всей площади нет ни одной пары глаз, не прикованной к нам с Кестрином.

Я говорю громко, перекрывая растущий гомон толпы, потому что должна повлиять на короля и попросить погребения для Валки, и лучшего момента будет потом не найти.

– Тарин, верия Валка была дочерью почтенного дворянина в королевстве моей матери. Хоть она и изменила клятве верности, отец ее предан дому по-прежнему. Ради него я прошу вас как можно скорее похоронить ее.

Слова мои не встречают одобрения толпы.

– Бросьте изменницу гнить! – вопит кто-то. И вот уже вокруг слышится все больше и больше злобных выкриков.

– Тарин, – повторяю я уже только для тех, кто рядом с нами. – Она поплатилась за измену. Не дайте ее поступкам отозваться моей матушке королеве пуще, чем есть.

Только такой довод он может понять, так что приходится выбрать его. Нестерпимо думать о том, что над телом Валки будут измываться, что его бросят без погребения.

Миг растягивается в вечность, пока он изучает меня пристальным взором. Прекрасно все понимая. Спрашивает:

– Такова ваша воля?

– Такова.

Король кивает и делает знак командиру Саркору.

Я отворачиваю Солас прочь, чтобы не смотреть, как Валку снимают и увозят. Думаю о том, где ее захоронят, и перед глазами мелькает кладбище, на котором покоится Виола. Могила Валки станет лишь одной из многих, такой же маленькой горкой камней в поле, где нет имен.

Обратный путь во дворец проходит будто в тихой дреме. Куда я ни посмотрю, всюду замечаю людей, что узнала за прошедшие месяцы, за этот год моей жизни. Они оборачиваются к нам, улыбаются, и в их глазах я вижу судьбы еще не рожденных детей, уверенную силу юных, тяжкие хвори стариков.

За воротами дворца я неуклюже спешиваюсь и глажу Солас, пока к нам идет Сальвия.

– Должно быть, здорово вернуться в прежнее тело, – замечает она.

В паре шагов от нас передающий поводья конюху Кестрин замирает посреди движения, слушает.

По правде говоря, тело кажется странным, будто покинутое пристанище, будто полузабытая детская. Оно налилось, стало выше и пышнее, пока о нем заботилась Валка. Я тоскую по мозолям на руках.

– Мне скорее по душе жить без обгоревшего запястья, – отвечаю беззаботно.

Сальвия хмуро смеется, качает головой и уводит Солас.

И все же, шевеля рукой, я чувствую под этой кожей ту же острую боль, что ощущала под обугленными остатками прошлой. А когда я выбиралась из седла, мышцы на порезанной руке так же ныли, хоть и запечатанные в новой оболочке. Повреждения никуда не делись, просто исчезли с глаз. Но и за это стоит быть благодарной: возможно, теперь, когда шрамов не видно, мы с Кестрином и сумеем посмотреть друг на друга без вины и боли.

– Вериана, – зовет он, подходя ко мне. – Пройдемте внутрь?

Я, как положено, беру его под руку и шагаю рядом с ним к распахнутым дверям Парадной Залы. Заблудившийся во дворе ветерок порхает мимо, обнимает меня. Я строго взираю на Кестрина, а ветер уже треплет выпавшую из моей косы прядь и уносится в открытые двери.

Принц поднимает брови, изогнув уголок губ и озорно сверкнув глазами.

Я выдыхаю с тихим смешком и сжимаю пальцами его руку.

Вместе мы поднимаемся по ступеням в Парадную Залу.