– У нас одни из лучших лошадей на всем юге, – отвечает Ния на мой первый вопрос. – Думаю, фейри услышал молву и пришел поглядеть сам. Уверена, он рассчитается честно.

Я ездила на Весеннюю Ярмарку с Папой продавать лошадей. Наши и правда одни из лучших, хотя, конечно, и не самые лучшие, во всей Южной Менайе. Возможно, Ния права. Я кусаю губу и гадаю, почему он кажется мне таким подозрительным.

– Зачем бы богатому фейри идти пешком по жаре и пыли? – спрашиваю я всех разом.

Мама взглядом велит быть потише.

Только намного позже, когда я обхожу дом и проверяю, закрыты ли на ночь все двери и окна, мне приходит в голову, что фейри может увидеть странность в нашем отсутствии, в тщательном сокрытии от него всех женщин. Что он может счесть это любопытным и начать расспрашивать.

Я запираю ставни в столовой и прикрываю их занавесками, радуясь, что мужчины наконец ушли спать. И только отвернувшись от окна, понимаю, что не одна. Фейри стоит в дверях и наблюдает. Я вздрагиваю от неожиданности и, в ответ на легкую улыбку, неуклюже кланяюсь.

– Чем могу помочь, кел… – я спотыкаюсь, запоздало сообразив, что не узнала его имени.

– Генно Камнегрив, – помогает он голосом певучим, низким и ласковым. Я невольно прижимаюсь спиной к стене. Что вообще этому злополучному гостю нужно внизу? И зачем надо быть таким обворожительным? Хорошо хоть Ния в безопасности в спальне.

– Кел Камнегрив, – исправляюсь я. – Чем могу помочь?

– Я приметил кое-что интересное. Подумал, вы сможете мне объяснить.

Фейри ступает в комнату. В мерцании свечи видно, что он уже успел смыть пыль с лица и волос. И усугубил этим свою пугающую красоту. Черные блестящие пряди мягко падают на плечи, подчеркивают сияние бледной кожи, дополняют полуночные тени глаз. Я утыкаюсь взглядом в стол, радуясь, что тот пришелся между нами.

– У меня не очень-то хорошо с объяснениями, – говорю фейри, поднимая свечу в надежде от него убраться. – Возможно, отец вам подскажет?

– Если только он занимается шитьем в доме, – отвечает Камнегрив.

– Шитьем?

– Чудесные занавески там, позади вас, – сердечно хвалит он, шагая ко мне. Я пячусь к другой стороне окна, вывернутая нога делает каждый шаг вдвойне неловким. Он подходит ко мне и улыбается, и теперь между нами только две узкие полоски узорчатой ткани. – Вы сами их пошили?

– Нет, – рада ответить я.

– А, то есть ваша младшая сестрица, что подавала нам ужин.

– Нет, боюсь, нет. – И не матушка тоже, а раз ему неоткуда…

– Разумеется. Значит, ваша третья сестра, что весь день скрывалась.

Я делаю шаг назад – как он мог прознать о Ние? Фейри сверкает зубами в мерцании свечки.

– Она прекрасно управляется со стежками. Вот тут, – он протягивает руку с длинными пальцами и касается цветка, – ей удалось поймать аромат весеннего дня, в который нарциссы первый раз обращают личики к солнцу, а здесь, – пробегается ладонью по синему узору, – течет тепло позднего летнего ветерка.

Мы попались. Я понимаю это по играющей у него на губах улыбке, по выбранным для описания вышивки Нии словам. В мгновение ока вижу все: Папу и Маму бросают в темницу, Бин секут плетьми в шахтах, а Нию – забирают. Рука так дрожит, что воск льется на костяшки пальцев. От обжигающих укусов капель я резко прихожу в себя. Выпрямляю спину и взираю на него:

– Кел Камнегрив, у вас выдающееся воображение. Мама будет рада услышать ваши похвалы. Она купила эти занавески на ярмарке в том году. А теперь, ежели у вас нет больше неотложных вопросов, я бы вернулась к работе. Доброй ночи.

Я отворачиваюсь и ковыляю вокруг стола, в кошмарной уверенности, что он сверлит мне спину взглядом и видит мою кривую походку.

– Келари Амрэя, – говорит он, когда я уже в дверях. Это не приказ и не вопрос, но я против воли гляжу через плечо. Вижу только темную фигуру на фоне занавесок, мерцание свечи дотуда уже не достает. – У хозяина и его гостя равное бремя. Передавайте сестре мое почтение.

Я ухожу и спешу вверх по лестнице. Равное бремя, сказал он. Какая-то присказка фейри? Хозяин дает приют гостю – имел ли он в виду, что так же укроет наши тайны?

Дверь в спальню родителей заперта, в щели у порога темно. Я долго стою около нее, пытаясь понять, что нужно рассказать, что имел в виду Камнегрив и что они вообще могут с этим сделать. Но могут они не больше моего – только надеяться, что фейри уйдет и никому нас не выдаст. Пусть лучше отдыхают.

Я иду дальше по коридору, закрываю на засов дверь спальни, что мы делим с сестрами. Они обе уже переоделись и устроились под одеялами на общем стеганом матрасе. Я ставлю свечу на низкий столик и надеваю сорочку, руки едва слушаются. Он нас не выдаст, убеждаю себя. Он передал ей поклон – не может же все равно собираться донести Кругу об укрывательстве ее дара. Это ведь совсем простой дар.

Немного успокоившись, я заползаю под одеяла. Ния, всегда спящая в середине, перекатывается и пихает Бин в угол, чтобы пустить меня.

– Ктойта? – растерянно бубнит Бин и снова проваливается в сон.

Ния калачиком льнет ко мне. Думаю, что засыпает, но она вдруг говорит:

– Слышала твой голос внизу. – Я закрываю глаза. Не хочу ей отвечать. – Там был он?

– Да, – шепчу я.

– Что он сказал?

– Задал вопрос-другой. – Я изображаю зевок. – Утром тебе расскажу, хорошо?

Она тихонько выдыхает:

– Ладно.

Я засыпаю, молясь о том, чтобы рассвет унес Генно Камнегрива и оставил Нию в привычной безопасности.

Не думала я, уплывая в сон, что молитва окажется настолько бесполезной. Но когда кричит петух и я ковыляю вниз на кухню собирать к завтраку, по всему ясно, что Камнегрив все еще гостит у нас, вопреки моим тайным желаниям. А потому я снова беру на себя всю стряпню, оставляю тесто подниматься и отправляюсь в курятник.

Иду обратно с шестью чудесными теплыми яйцами, угнездившимися в подвернутом фартуке, и бросаю взгляд поверх низкой ограды двора, ожидая увидеть наших работников, что собираются на конюшни. Но вместо них по дороге шагает толпа городских, им уже рукой подать до нашего дома. Одни только мужчины, с лицами хмурыми и, если мне не чудится, злыми, и у всех через плечо орудия их труда: мотыги, и топоры, и длинные деревянные посохи.

Я роняю яйца и бегу так быстро, как позволяет вывернутая нога, грохочу сквозь кухню и вдоль короткого коридора ко входной двери. Едва успеваю опустить засов. По ту сторону двери дубасят кулаком о дерево и поднимают многоголосый крик, требуя Папу. Я озираюсь и вижу наверху лестницы Камнегрива.

– Надо закрыть задний вход, – говорю ему. – Пожалуйста, позовите отца.

К счастью, он не спорит и идет обратно к комнатам. Я возвращаюсь на кухню, запираю дверь и ставни. Остальные низкие окошки все еще закрыты с ночи. Теперь мы в безопасности, пока Папа усмиряет горожан.