Поморщившись, я огляделся по сторонам, и тут же ко мне подскочил пожилой мужчина в бордовом смокинге с подносом в руках. Там пузырилось шампанское в бокалах.

Я с благодарностью взял бокал, но сморщенный тип подал мне рукой в белой перчатке свернутый кусок бумаги, который я уже узнавал с первого взгляда.

– Вам просили передать, сэр, – проскрипел он.

Я развернул бумажку и прочел:

«Я в ложе номер семь».

Любовь Анджелы к запискам начинала переходить некоторые рамки.

Я повертел головой по сторонам, но не заметил в окошках театральных лож лица дочери Пакеды.

Вновь я тяжело вздохнул и выдул бокал шампанского в один присест, поставив его на поднос услужливого слуги, одарившего меня взглядом, полным осуждения.

Пришлось тащиться обратно к контролеру и спрашивать дорогу в седьмую ложу.

Я поднялся по правой лестнице на третий этаж и, выйдя в узкий коридор, где специально обученный человек снова спросил мою фамилию, подошел к двери с номером семь.

Сразу я не стал в нее входить, так как услышал приглушенные голоса. Почти сразу я узнал голос Анджелы и звонкий неприятный мужской голос.

– …никто не просил! Понимаешь? – отрывисто и резко сказал мужчина.

– А тебе не все равно, что случилось с тетей Элси?

– Ты прекрасно знаешь, как я ее люблю… – рыкнул мужской голос, словно отдавая приказ, – но как бы я ее ни любил, она тебя подставила! Ты этого не понимаешь…

– Знаешь, Уолтер, – ядовито сказала Анджела, – несмотря на Сергея, я все равно люблю тетю Элси. Ты знаешь, кто все это устроил: мой отец и его сестричка… твоя жена, между прочим… А ты…

– Хватит, – Уолтер почти прошипел, как змея, – да… Оливия та еще сучка… и не думай, что если ты станешь на ее пути, она через тебя не перешагнет, точнее, через твоего отца…

– Мне плевать! – выкрикнула Анджела. – Да и тетя Элси неидеальна, как и ваши с ней отношения, но она хотя бы пыталась бороться за правду! А ты сидишь, засунув язык в задницу!

– Выбирай выражения, милая, – провыл Уолтер. – Ты что думаешь? Что ты справишься со всеми? Это твой папаша настропалил Лив против Элси, а не я! Ему это все говори! Только он не понимает, что Лив не остановится…

– Я его ненавижу, – выдохнула Анджела, – и Сергея ненавижу…

– Я тебя умоляю, – Уолтер рассмеялся, – моя милая сестра использовала и его, и тебя… а вот Лив продолжает искать тот самый объект, устранив Элси и выслуживаясь перед хозяином!

– Заткнись, – припечатала его Анджела.

– Я-то заткнусь, милая…

– Окончим эту тему, Уолтер, – произнесла Анджела примирительным тоном, – я встречусь с Оливией и попытаюсь ее урезонить, да и выяснить ее планы на будущее…

– Хорошо, – согласился тот, – держи меня в курсе.

Как мне ни было интересно послушать их дальше, я, опасаясь, что меня увидит охрана и начнет нервничать, тихонько постучал в дверь.

– Кто это? – тихо спросил Уолтер.

– Мой друг…

Дверь открылась, и я увидел в проеме Анджелу в черном вечернем платье с декольте, и, прямо скажем, короче, чем давешняя юбка.

– О! Заг! Как я рада, что ты пришел! – Она схватила меня за руку и потрясла ее, изображая поезд на стрелочной зоне.

– Здравствуй, Зоя! – фальшиво улыбнулся я. – Рад тебя видеть!

– Зоя? – моложавый высокомерный брюнет с орлиным носом нахмурил выщипанные брови.

– Да, – нервно кивнула Анджела, – это тот самый джентльмен, о котором я тебе говорила, Уолтер! Это Заг! Он – артефактор из «Даймлера»! Замечательный парень! Познакомься, Заг, это мой дальний родственник Уолтер!

– Очень приятно, – стиснув губы в улыбке, сказал я, а Уолтер молча пожал мне руку.

Было ощущение, что я взял в руки селедку, хотя меня слегка тряхнуло: он был мощный сиблинг.

– Не вы ли, сэр, тот самый Уолтер Шпигель, о котором пишут все газеты Нью-Фауда? – Я пытался создать удивленный и заинтересованный вид.

– Я хотел бы сказать, что вы обознались, – криво ухмыльнулся Уолтер, – но, кажется, у меня нет на это шансов, Заг.

– Мне нравится ваше чувство юмора, – ухмыльнулся я в ответ, – приятно встретить такого человека, как вы. К тому же я всегда любил аэропланы.

– О! Поверьте, Заг, – он буквально буравил меня насмешливым и пренебрежительным взглядом, – для меня эта «романтика», к сожалению, – цифры и биржевые сводки, как это ни печально…

– Понимаю вас, мистер Шпигель, сэр, – кивнул я, – как в песне Деллы Люкс, сапожник без сапог?

– Верно подмечено, Заг, – снисходительно кивнул он, – ладно, Зоя, (он выделил это имя), я пойду в свою ложу, встретимся в антракте. Заг…

Он кивнул мне и вышел за дверь.

– Заг, как хорошо, что ты пришел. – Анджела взяла меня за руку.

– Зоя, разве я мог пренебречь девушкой, которая нарисовала мою птицу? Хотя могла бы и белкой меня изобразить…

Анджела рассмеялась, и ее смех хрустальными колокольчиками влился в джазовую композицию.

– Я соскучилась, Заг. – Она как-то виновато потупилась, словно соскучиться по мне было чем-то предосудительным.

– Да! – улыбнулся я. – Этот фокус с двумя беседками был для того, чтобы понять, насколько я глупая белка?

– Верно, Заг. – Она улыбнулась и вдруг, положив руку мне на шею, притянула к себе и приникла своими пухлыми губами. Поцелуй был явно не дружеский, так как ласковый кончик ее языка сновал меж моими губами. Она прикрыла длинными ресницами свои огромные зеленые глаза цвета свежей ели.

Тут я совершил инстинктивный необдуманный поступок – я положил свою руку на ее туго обтянутую тканью короткого платья ягодицу…

Рука Анджелы потянулась мне за спину, и я услышал, как щелкнул замок двери.

Не знаю как, но ее рука легла на мою ладонь и прямо-таки заставила опуститься мои пальцы на ткань ее чулок. Я чувствовал, как она дрожит… Я поцеловал ее в висок, почувствовав бугорок шрама…

Запах ее каштановых волос сводил меня с ума, а тихий стон заставил забыть обо всем, когда она властным движением за плечи усадила меня в кресло и села на мои колени, раздвинув стройные ноги и задрав платье выше белья, продолжая горячие поцелуи…

«Синий бутон», казалось бы, и так давал мне кучу впечатлений, но все это было не то… Анджела действительно напоминала ангела с повадками демонессы…

Хорошо, что занавески ложи были почти задернуты, но шум зала, звуки музыки, аплодисменты, все это добавляло какой-то сладостной нелепости в это соитие, ощущение публичного присутствия.

Анджела отдавалась, словно ждала этого долгие годы, хотя я подозревал, что это не так. И когда она стала рычать и стонать, я сперва немного смутился, но тут оркестр грянул какую-то увертюру, и все ее крики утонули в шуме концерта…