подвале трое семей, четырнадцать душ, и все тряпки берегут пуще глаза, чтобы зимой было во что закутаться. Сестре и матери не в чем ходить, но, чтобы за тряпки убивать… мы и за куб мяса никого не убьём, лучше впроголодь!

Лычка нагнулась и заглянула в позеленелое лицо Рейки.

– Ё-ма-на, мальчик, ты чё, на гнилуху мне решил надавить? Хорошо вам или фигово – мне ваще по херу. Ты не в Рай Диванов, ты в Каргу шьёшься, не? Если есть чё – отдай. Не хошь? Ныкай! С бандой блатуешься – трепальник закрой. На кой хер ты мне про сестриму свою и махеншу задвинул? Чё те щас, в тему проплакать? Ты сам, дебютанчик… – Чалая прищурилась, – на делюгу с загоном подпишешься, чужих мамок и сестёр хороводом драть будешь.

– Не рассказывай про них никому… – тяжело сглотнул Рейка.

– А ты мне чё за подвальчик свой? Типа, меня с банды списали и на подряд с тобой кинули, я такая же, как мизга, со мной базарить за жили-были можно? – ощерилась во все жёлтые зубы лычка.

Рейка отвёл взгляд. Чалая поколола его глазами и покосилась на жмура. Под холодильной витриной она заметила что-то плоское и вытянутое. Самое козырное-то ломти не вытащили! Лычка нагнулась и выскоблила из-под витрины нож с обмотанной изолентой рукояткой. Нож жмуру не помог, а вот ей будет чем откупиться и за подряд, и за место в Карге, и за малый приварок с волны.

Тему про Котёл Рейки она решила пока не светить, только если ей от нахрапа или загона чего надо будет. Сладкая темка! Но чё там и как – смотреть надо. Вдруг кутышек сам её чем подогреет?

*************

Лычка и Рейка проторчали в городе до темноты без особого фарта, да и не особо старались. Чалая провалындалась с кутышем из Центра к окраинам, вместе по-тихому метнулись через площадь с памятником без головы, перешли по плотине и выбрались к зоопарку. День кантовки – три десятка квартир прочёсанных. Поначалу дома, которые лычке приглянулись, шерстили, потом, ближе к ночи, ломились куда зенки глядят.

На кутышню, или на кого ещё в заброшках, нарвёшься только весной или летом. Подвалохшные, грибом их не корми, без конца крысят чего-нибудь: то доски из-под линолеума вырывают, то какую-нить трубу из подвала выламывают, или ванну с девятого на первый мандохают – всё в Котёл, всё в Котёл.

Чалая знала про житуху в Котлах от батонок подвалохшных, кто в Каргу на блудуар запархнул. Ей, как коренной-прописной, повольготней жилось, чем залётным. То ли ты Птаха подвальная, то ли ты в банде вылупилась – это тебе не наголо между двух, уж колхозницей, кто грибы на Колоде ногтями чушканит, Чалая отродясь не была. Лучше уж грибы эти жрать, когда тебе под нос поднесут, да ещё охраняют в Гареме! Ну с одним, ну с другим, ну с тремя за недельку защёлкнешься – не вспотеешь. Башкой, главное, надо думать и меньше рыпаться. Хотя в Гарем Чалая по палёному срезу попала, но мозги ей там быстро вправили. Позже с новым крышаком сблатовалась, и из Птахи до Цац раскрутилась. Не, Чалая запросто не пропадёт, хоть что будь…

– Опять о чём-то думаешь? – сбил с мысли Рейка. Чалая досадливо поморщилась возле костра. Ничего они до темноты не нашли, и от Центра свалили за тридевять земель, так что назад топать затрахаешься. Пришлось на окраинах заночевать. В пустой хате разожгли костёр из заскорузлой тряпки со стопельником, что больше вонял и дымил, чем горел. Руки и то не погреешь, но лучше уж с такой головешкой, чем вообще с голой жопой. Ночь-то она до кишок проморозит.

– Если не хочешь, не разговаривай. Ты какая-то молчаливая, ничего от тебя не добьёшься… – пробубнил Рейка и разворошил проволокой дым и искры в костре.

– Это ладно…

– Что ладно? – приободрился кутыш на её голос.

– Это ладно, что шает только, а не во всю дурь палит. Закутышка по костру цепануть – ясная тема. Мы в Карге много кого так мешковали.

– Ты что, грабила кого?.. Убивала?

Нашёл за чё у Цацы спросить! Помянул, наверно, того жмура в Тыре. Чалая протянула заскорузлые, как та тряпка в костре, руки к огню, и долго таращилась на свои пальцы – высохшие, пожелтелые, с тёмными венами.

– У тебя жрать есть чё? Мне бы кишку набить, – попросил она.

– С собой нет ничего.

– Хе-ро-во… далеко от Ямской хоть сначились. Там земля Скиперских – люто режут, кто к ним сунется. После Шугая, типа, масть держат.

Рейка по карманам полазал. Сыканул что ли и штырь свой искал? Или жрать чё вспомнил? Не, тряпку синюю вынул, раскулёмал – в тряпке кукла фарфоровая… ну, ё-ма-на, как её? Статуэтка! Змейка с короной.

– Эт чё там?

– Сестра подарила. Её игрушка любимая с детства. На удачу мне, вроде… ну, чтоб…

Рейка умолк, покраснел и потянул показать змейку. Совсем пацан! Кто башловое своё так запросто отдаёт в руки чужие? Вот скажи она: «Нравится», – и не вернёт. Чё он ей сделает?

Лычка к фигурке цапку свою потянула, вдруг рядом с шорохом рассыпались камешки. Чалая как шилом ужаленная обернулась. В дверном проёме разрушенной хаты, где они с Рейкой заночевали, стоял серебряный головастик. Вместо башки у него – зыркало коцанное, на горбу рюкзачище. У лычки со страху аж кишки подвело! Уж лучше к ломтям на разлом, чем на эту падлу в районах нарваться!

Головастик зашаркал к ним. И сипит ещё сквозь своё ведро! Костёр на шлеме у Динки бликует… Валить надо! А брыкалки всё, отнялися! Динамо в двух шагах стопорнулась. Рейка пырится на неё, как крыса на кипяток. Чё, очкун подвалохшный, заценил по-соседски свою Серебряну? Щас харчей тебе всыплет, до корочки!

Динка к костру подошла, на корты села. Динка, Динамо, пугалище городское – в натуре у костра с ними чилит! Минутка лютая спала, а молнией в Чалую так и не долбанули. Динка сидит – ножом дотянуться… Ё-ма-на! Подумала только, и зыркало к ней повернулось: как чует, сука!.. Нет, всё, амба! Щас звезданёт!.. Не, чёт не палит… чего она, а? Надо ей чё?

Лычка трудно сглотнула и забыла про нож. На лощёной шкуре Динамо она видела косорукие швы. Шкура-то у неё