же вскочила и выбежала из комнаты. Она даже не заметила Ефрема Платоновича, который спал, уткнувшись в тарелку с объедками. Выскочив в сени, рванула дверь в чулан и закрылась на крючок. Почувствовала, что дрожит от страха и холода. Она была босая, в одном легком платьице.

Вскоре открылась дверь из комнаты, и Лариса услышала голос Кавуна:

— Что ж, отвергаешь — насильничать не стану. Но знай: все равно быть нам вместе. — Он тяжело потоптался в сенях, вздохнул и, открывая наружную дверь, попросил: — Хоть бы от собаки проводила, что ли.

Лариса промолчала. Тогда Захар вернулся в комнату, что-то взял со стола для Султана и вышел. Она слышала, как он разговаривал с собакой. Потом все утихло.

Улегшись в постель, она долго не могла согреться и успокоиться.

Утром, когда Бабаед ушел на работу, Лариса сложила в чемоданчик учебники и кое-что из одежды, сказала Марфе Федоровне:

— Спасибо вам за все, тетенька, но больше я в вашем доме жить не буду. Пойду лучше в общежитие.

Марфа Федоровна непонимающе посмотрела на нее.

— Да ты же горишь вся, доченька, — взволновалась старуха. — Ты хворая, сейчас доктора вызову. — И тяжело задвигалась по комнате в поисках одежды.

Лариса ничего больше не сказала и вышла. Марфа Федоровна оказалась права. По дороге на шахту Лариса почувствовала себя совсем плохо. А вечером ее забрали из общежития в больницу с воспалением легких.

II

Как-то, придя на работу, Кавун заявил Полеводе:

— Сегодня, бригадир, не выделяй для меня уступ.

— Почему? — удивился Дмитрий.

— На ответственный участок горный мастер посылает, на прорыв, понял? — И, спрятав глаза под насупленными бровями, ушел.

Случись это на поверхности, пока еще бригада не спустилась в шахту, Полевода потребовал бы от начальника участка замены. Но Захар сказал ему о решении мастера уже в шахте, когда подходили к лаве. И Дмитрий понял, что Бабаед поступил так неспроста. Он мстил за то, что Полевода посмел спорить с ним о сынках и пасынках.

Дмитрий подошел к телефону, попросил диспетчера разыскать начальника участка, но того нигде не оказалось.

И всю смену один забой в лаве пустовал.

Горный мастер появился только в конце смены. Возмущенный Полевода подступил к нему:

— Вы сорвали нам сегодня добычу! Я буду жаловаться.

— Это я-то сорвал?

— А то кто же, — не унимался Дмитрий. — Если перебрасываете забойщика в другое место, обязаны дать замену.

Бабаед нахмурился.

— Ага, так, значит… Но учти, свои обязанности я знаю не хуже тебя, ясно? — резко сказал он. — Рано диктовать берешься. Мне виднее, куда кого поставить. В гезенке Кавун дал сегодня четыре нормы, а у тебя и двух не вырубал бы. Вот и выходит: хотя бригада осталась в маленьком проигрыше, зато участок в целом выиграл. Соображать надо! А вообще учти: много на себя берешь… — пригрозил он и скрылся, точно в воду канул.

Шагая по штреку, Прудник рассказывал Полеводе о Ларисе Елкиной. Он почти каждый день проведывал ее в больнице.

— Привет тебе передавала.

Дмитрий помолчал. Ему было неловко, что он не выбрал времени навестить Ларису. Наконец, спросил:

— Как ее здоровье?

— Я разговаривал с врачом, сказал — выздоравливает, — ответил Павлик. — Похудела только — не узнать. — Он некоторое время шел молча, затем опять заговорил, как бы сам с собой: — Цветы бы ей подарить, да где их сейчас возьмешь. Говорят, в городе можно достать…

— Скоро подснежники расцветут, как-нибудь по свободе махнем в степь, — успокоил его Полевода.

— Добро! — обрадовался Павлик, с благодарностью сжимая его локоть. И, внезапно меняя тему, заговорил с гневными нотками в голосе: — Теперь для меня картина совсем прояснилась: Кошка с Кавуном давно снюхались. Бабаед с определенной выгодой подсовывает Захару денежную работу.

— С Кавуном надо кончать, — решительно сказал Полевода, — другой на его место найдется.

— Зря кипятишься, бригадир. Такими забойщиками, как Захар, не разбрасываются. — То был голос Горбаня. Дмитрий и Павлик даже не заметили, как он очутился рядом с ними.

Полевода ничего ему не ответил: он знал, у Горбаня с Кавуном старая дружба. На шахте и сейчас еще многие помнят случай, когда по просьбе Горбаня Захар отвалил сменный заработок на ремонт церквушки, которая приютилась в заброшенном железнодорожном домике на краю поселка. Правда, после этого Захар покаялся в шахткоме, дескать, недодул, кому служат его трудовые денежки. Дал слово впредь быть более осмотрительным. Ему поверили, и на том инцидент был исчерпан. Но говорят, что поп Никодим в одной из своих проповедей пропел здравицу тем мирянам, которые жертвовали на обновление храма господня, и среди них упомянул Кавуна. Это долгое время было предметом шуток над неосмотрительной щедростью Захара.

Поднявшись на-гора, Полевода рассказал начальнику участка о случившемся. Выслушав его, Завгородний сказал:

— В общем, сделаем так, Дмитрий Степанович: завтра к тебе в бригаду пришлю Голобородько. На гезенках он не справляется. Там нужен забойщик с опытом. — И добавил дружеским тоном: — А все же я не советую тебе отказываться от Кавуна.

«Неужели Кавун такой незаменимый забойщик? — подумал Дмитрий. — Ведь он только о своем заработке беспокоится, а не о бригаде. В любую дыру полезет, лишь бы заработать лишнюю пятерку. Но где деньгами не пахнет, там от него помощи не жди».

Так случилось, когда в лаве начали внедрять новый метод выемки угля. Кавун знал, что это значительно повысит производительность труда забойщиков, но ненамного увеличит их заработок. Недовольный, он сказал Полеводе: «Ты, приятель, печешься, чтобы побольше грошей было в чужом кармане, а в своем вошь на аркане». — «Это в чьем же кармане?» — спросил у него Полевода. — «В начальственном, ясное дело. Больше добываем уголька — больше премиальных начальству». — «При чем тут деньги! — вспылил Полевода. — Уголь заводам, государству нужен». Кавун состроил насмешливую гримасу, передразнил Полеводу: «Меня деньги не интересуют, я не гонюсь за славой… Брешешь! — с ожесточением сказал он. — Все любят гроши и рвутся к славе. Хватит прикидываться!..»

На следующий день, утром, к Полеводе подошел Кавун и так, чтобы все слышали, сказал:

— Учти, приятель, из бригады меня совсем не выключай.

— Это как же?

— А очень просто: держи в уме. Вроде б один пишем, два замечаем, — загадочно ухмыляясь, пояснил Захар, — охота мне в твоем длинном забое потрудиться.

— Метишь длинный рублик сорвать? — подозрительно посмотрел на него Дмитрий.

— Это само собой, — не смутился Захар. — Только с одним условием: без напарника. Все метры, сколько ни есть в забое, подрублю один.

— А плата за двоих? — вставил кто-то.

— Ясное дело! — сразу же подхватил Кавун, — одному мне, чтоб вы знали, работать сподручней, чем вот, скажем, с такой пичугой, как Прудник. Только под руками будет