Его худощавое, в резких крупных морщинках, лицо осветила улыбка.

— Смотрю я на тебя, Дмитрий, и вспоминаю себя таким же, — проговорил он мечтательно. — Тебе сколько лет?

— Девятнадцать, — и тут же поправился, — скоро будет девятнадцать.

— И мне тогда столько же было, — будто обрадовался Сомов. — Только я к тому времени уже членом партии был, — подчеркнуто выговорил он, приглаживая поседевшие волосы. — Работал я в ту пору бригадиром проходчиков. Коренной штрек гнали ударными темпами. Бригада подобралась дружная, но, как говорится, в семье не без урода. Втесался к нам в бригаду некий Кузьма Берилов. На шахте его прозвали Бейврыло из-за крутого нрава и кулаков, которые любил пускать в ход. Но парень был красивый и силы необыкновенной. А на гармошке играл — заслушаешься. Бывало, выйдет на улицу, растянет свою трехрядку с перламутровыми ладами — молодежь к нему валом валит. Любили его за лихую игру и за трудолюбие уважали. На любой тяжелой работе за двоих мог справиться. А тут жалоба за жалобой от соседей: уймите буяна, жизни от него нет. Дело в том, что на соседней шахте была у него зазноба — красавица Маруська. Вот он и ревновал ее ко всем местным парням.

Надоело нам до смерти с ним возиться, а когда он к тому же еще стал делать прогулы, я вконец обозлился и как-то сказал ему: «Надо же совесть иметь, Кузьма, из-за тебя хлопцы жилы рвут, стараются, чтоб не потерять высокое звание ударной бригады, а ты гуляешь». А он эдак нахально улыбается и отвечает: «Я тебе, бригадир, норму даю сполна, даже с надбавкой, чего еще от меня надо?..» Тогда же мы всей бригадой решили: Берилов парень неисправимый, с ним надо кончать. Другой на его место найдется.

Слушая парторга, Дмитрий вспомнил: точно такие слова сказал он однажды Пруднику о Кавуне и насторожился, зачем все это рассказывает ему Иван Лукич, что задумал?..

— Пришел я с нашим решением к парторгу Степану Дмитриевичу, отцу твоему, — продолжал Сомов, — и все начистую выложил ему. Выслушал он меня и спрашивает, кто такой Берилов, как попал на шахту, с кем дружит. Я только плечами передернул: не знаю, дескать! Выяснишь, говорит, потом заходи. Я выяснил: оказалось, что Кузьма не из кулацкой семьи, как мы думали, а обыкновенный сельский хлопец из Марьинки. Заодно разведал, с кем Берилов ведет дружбу. Компания оказалась теплая: один летун и пьяница, другой судился за кражу, третий вообще нигде не работает, сидит на отцовской шее… Рассказал обо всем Степану Дмитриевичу, слушал он меня молча, не перебивал и сделался вдруг туча тучей. А отчего — не пойму.

Только потом понял, когда Степан Дмитриевич разделал меня, что называется, под орех. Словом, все обернулось не в мою пользу. Оказалось, не Берилов, а я во всем виноват, что выпустил парня из рук, что не знаю своих людей, болею только о добыче… Кончил отчитывать, а я молчу. Чего молчишь, спрашивает, обиделся? Каждый бы на моем месте обиделся, но чувствую, что возразить не в силах. Потом подобрел и уже, как товарищ у товарища спрашивает: а что, если на путях у Кузьмы Берилова перевести стрелку? Какую, думаю, «стрелку»?.. Направить, говорит, энергию этого парня по другой дороге… Что это ты, Степан Дмитриевич, загадки вздумал мне загадывать, думаю про себя, но ничего ему не отвечаю. Он повременил, подумал и задает мне такой вопрос: ты в отпуске был? Не был, отвечаю, мой срок еще не подоспел. Уладим, говорит. Теперь лето, отдохни, а вместо себя оставь… Кого бы ты думал? — улыбнулся Сомов, в упор глядя на Дмитрия. — Берилова Кузьму. Только тут до меня дошло, о какой стрелке вел речь Степан Дмитриевич. Попробуй, говорит, уломать его, а не поможет, меня позовешь на помощь.

Принялись мы ломать парня. Вначале Кузьма решил, что шутку разыгрывают с ним, а когда понял, что разговор серьезный, согласился. В отпуск-то я пошел, но никуда не поехал, хотя шахтком предлагал мне путевку в Святогорский дом отдыха. Боялся, а вдруг мой заместитель опять повернет на свою дорожку, завалит работу бригады. Но все обошлось. Работал Берилов, что называется, за десятерых. Даже в районной газете о нем напечатали. Вскоре и Маруська стала появляться в нашем поселке, а подозрительная компания куда-то исчезла. Вернулся я из отпуска, принял бригаду, а Кузьму перевели бригадиром в другую. — Сомов умолк, погладил волосы и заключил: — Вот что значит вовремя стрелку перевести. Иначе не миновать крушения…

Полевода понял, к чему клонит парторг, и, чувствуя, что не может согласиться с ним, приготовился к спору. Сейчас Захара нельзя ставить бригадиром, хотя он старше и опытнее его, Дмитрия. Кавун привык работать только для себя. В погоне за рублем он может угробить начатое дело, завалит лаву…

— Ты не подумай, что я подвожу базу под Кавуна, — опередил возражения Полеводы Сомов. — Захар не Кузьма. Бериловская стрелка к нему, пожалуй, не подойдет. Слишком большую скорость ему дали, может своротить стрелку — и под откос. Придется применить тормоза. — Он на секунду задумался. — Если разобраться, то за Кавуна в первую голову в ответе мы, руководители. Избаловали его индивидуальными рекордами. Словом, раздули пузырь, а на поверку он оказался мыльным. Кавуна надо приучать болеть за коллектив. А вот как это сделать, — он развел руками, — об этом надо подумать.

— По-моему, Захара сбивает с толку горный мастер Бабаед, — вставил Полевода, — вроде б подопечный у него Кавун.

И рассказал все, что ему было известно о их дружбе.

Сомов вдруг оживился:

— Вот, вот… Выходит, школа стяжательства и личной наживы Бабаеда оказалась сильнее наших убеждений. Да и убеждали ли мы по-настоящему Кавуна? — казалось, у самого себя спросил Сомов. — Пустили, как говорится, по воле волн, а теперь говорим, что парень неисправимый, длинные рубли, дескать, его погубили.

Говорили долго. Когда Полевода вышел из кабинета, невольно подумал, что так откровенно разговаривал бы с ним родной отец. Сомов не сказал прямо, как поступить с Кавуном: исключить его из бригады или нет. Но после беседы с парторгом Захар ему стал понятнее и ближе. Для него буквально было открытием сообщение Сомова, что Захар в свое время обучил многих молодых забойщиков. Дмитрий вспомнил, как тогда в лаве Кавун пришел к нему на помощь, одолжил запасной зубок.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

Вернулся Дмитрий на шахту к вечерней смене. Потолкался с полчаса в нарядной, хотел было уходить, но кто-то взял его за руку. Это был Кубарь.