физическая проходимость пространства здесь ни при чем, речь идет только о сложившихся представлениях, в которых порт в Сабетте не имеет никакого отношения к реальности, в которой существует поселок Сеяха. Порт Сабетта (или просто «Порт»), находясь в относительной близости, существует в параллельном измерении федеральной повестки.

Подводя итоги этого раздела, отмечу, что и в Индиге, и в Сеяхе существуют представления о двух типах водных перевозок, которые в определенном смысле противопоставлены друг другу. Один из них локальный – завоз грузов для нужд местного населения, а второй – движение по «масштабной» морской трассе, управляемой из федерального центра. «Большой СМП» идет «далеко», перевозки по нему осуществляются «большими кораблями», задачи этих перевозок никак не связаны с нуждами берегового населения. О первом типе перевозок жители знают из собственного опыта, а о втором им рассказывают телевидение, интернет и печатные СМИ. Первый тип перевозок на Ямале осмысляется как «речной», в Индиге его могут называть «северный завоз» или даже «Северный морской путь». Но когда заходит речь о втором типе перевозок, его обозначают исключительно как Северный морской путь.

Несмотря на то что официально Индига и Сеяха расположены на побережье арктических морей и серьезно зависят от перевозок по их акваториям, жители в своем воображении не связывают свои поселки с большой трассой, не думают, что она может оказать на них какое-то влияние, не видят для себя каких-либо перспектив, связанных с ее развитием. По сути жители Индиги и Сеяхи утверждают то же самое, что и современные жители бывших советских портов СМП: «трасса не рядом», «далеко», «проходит мимо», «мы их просто не видим, что там идет, как там идет» (Васильева, 2020: 77). Разница заключается в отношении к этому факту: если обитатели Диксона или Амдермы сожалеют и переживают об этом (глава Гавриловой), то жителей Индиги и Сеяхи такая дистанцированность оставляет совершенно равнодушными. Они не ощущают никакой эмоциональной связи с этим проектом ни в прошлом, ни в настоящем.

Основным источником надежд, связанных с новым этапом развития проекта Севморпути, для жителей опорных точек является официальный дискурс об СМП, транслируемый в СМИ (Гаврилова, 2020; Васильева, 2020). Очевидно, что этот дискурс попадает также в Индигу и Сеяху: их жители демонстрируют свое знакомство с ним, но не соотносят его с собой – развитие пути не обнадеживает их, не разочаровывает. Примечательно, что обитателей Индиги оставляют равнодушными даже различные изыскательские партии, периодически появляющиеся возле села: они не видят в них (хотя могли бы) провозвестников светлого будущего (ср. Hetherington, 2016), и потому очередная перемена планов глобальных игроков по строительству порта не вызывает сожаления.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, почему же жители этих поселков даже риторически не встраивают себя в Севморпуть?

Очевидное различие, которое может влиять на восприимчивость поселковых сообществ к официальному дискурсу, обещающему «новый этап» развития СМП, заключается в том, что, в отличие от «великих портов», у жителей Индиги и Сеяхи нет и никогда не было ощущения причастности к СМП – «СМП-идентичности» (см. главы Васильевой и Гавриловой), которая заставляет жителей «великих портов» советского СМП чутко прислушиваться к официальным заявлениям и ждать возвращения ускользающего от них Севморпути220.

Поскольку у этих поселков нет сформированной СМП-идентичности, у них не возникает ни страха ее утраты, ни вопроса о том, зачем поселок должен существовать, если СМП проходит мимо, как это происходит у жителей Диксона и Амдермы (ср. глава Гавриловой). Подобно поселкам советского СМП, Индига и Сеяха тоже возникли как советские модерные проекты, они тоже в первую очередь были связаны с переустройством жизни в Арктике на новых основаниях, но только ориентированы были не на «воду», а на «землю». В библиотеке Индиги бережно хранится ксерокопия статьи «Индига – Второй Мурманск» из окружной газеты «Нарьяна Вындер» за 1937 г. Давая это название, автор (Н. Леонов) совершенно не имел в виду, как можно было бы подумать, строительство здесь будущего порта, он в тексте как раз не упоминается. Автор хотел подчеркнуть, что в Индиге, как и немного ранее на Кольском полуострове, люди подчинили себе суровую тундру и теперь тут «нормальная деловая сутолока дней, и каждый день выжимает из жизни, из всех ее пор, остатки экзотики». И именно эта организация «нормальной советской жизни», то есть функционирование на «широте рек Юкона и Маккензи» десятка жилых домов, рыбоконсервного завода, почты, радиостанции, лаборатории, больницы, сберкассы, кооператива, столовой, бани, клуба, библиотеки, двух школ и пр., пр. и давало право поселку гордиться своей ролью форпоста модерности и считать себя «вторым Мурманском». Это ощущение форпоста и оплота современной жизни посреди тундры в той или иной мере характерно для жителей обоих поселков и сегодня221. Таким образом, если для жителей Диксона и Амдермы угроза утраты связи с СМП – это угроза не только качеству жизни, но и, учитывая их СМП-идентичность, самому смыслу их существования в этом конкретном месте, то для жителей Индиги и Сеяхи их невключение в СМП не несет подобной угрозы. Будучи с самого начала «центрами цивилизации», эти поселки и без СМП ощущают свою значимость для модернизации и развития региона, и точно так же они чувствуют свою тесную (в том числе и эмоциональную) связь с окружающими пространствами тундры и ее природными ресурсами. Остается вопрос, почему жителей не соблазняют те «обещания» модерности, которые они могли бы усвоить из официальной СМП-риторики (или появления изыскателей в Индиге) – почему в этом дискурсе они не слышат ничего о своем будущем?

Объяснения могут быть разными. Можно предположить, что в случае Сеяхи (и вообще Ямала) все инфраструктурные обещания, все надежды, связанные с приходом нового этапа модерности, как и все угрозы от него жителям, производят в первую очередь компании, добывающие углеводороды. Именно они обещают и строят новое жилье, дороги (в том числе железные), школы, интернаты, больницы, спорткомплексы, котельные, очистные сооружения, заправки в тундре; именно с ними ассоциируются отчуждение земли, резкое сокращение запасов рыбы, угроза пастбищам. Даже произошедшая в 2016 г. эпидемия сибирской язвы воспринимается жителями именно в контексте взаимоотношений с этими компаниями. На фоне этих амбивалентных, давних и интенсивных связей Северный морской путь оказывается приложением к уже давно идущей добыче нефти и газа, и самостоятельной ценности его ямальцы не видят.

В собранных мною материалах обнаруживается множество чувств, мыслей, практик, связанных с Сабеттой у жителей Сеяхи и североямальских тундр – однако никакие из них не касаются нового порта. Сабетта как бы расслаивается: есть вахтовый поселок с добывающей компанией – спорный и опасный, иногда нужный и понятный,