— Я и не думал, что что-то может сделать тебя ещё более красивой, но я ошибался.

Она отпрянула от него, задыхаясь, когда весь остальной мир ворвался обратно.

— Я должен отвести тебя обратно в лагерь, — сказал он. — Тебе нужно отдохнуть.

— Нет, — воскликнула она слишком громко, слишком отчаянно. Смягчившись, она сказала: — Я не готова вернуться.

Казалось, он хотел возразить, но после минутного колебания снял кожаную куртку, оставшись в льняной рубашке, закатанной до локтей. Он не оставил ей выбора, лишь взял её руку и засунул в один из рукавов. Ей всё ещё было холодно, поэтому она не сопротивлялась слишком сильно, пока он осторожно надевал на неё куртку.

Локи взял Роар за руку и потащил дальше по берегу, в укромный уголок между полукругом пальм, которые немного сдерживали ветер. Он усадил Роар меж своих колен и обхватил руками, создавая ещё один слой тепла.

— Как ты себя чувствуешь? — глубокий скрипучий голос заставил её обернуться; и она обнаружила, что он склонил голову и повернул лицо набок, не сводя с неё глаз под водопадом тёмных волос.

Она не должна была радоваться страданиям, которые он нёс на себе как вторую кожу, но всю свою жизнь она чувствовала, что она была не слишком хороша. Мысль о том, что такой человек, как Локи, испытывает к ней такие сильные чувства, придавала сил её усталому духу.

Она не знала, что ответить, но потом она заговорила и начала рассказывать о том, как поднялась буря, и как она сама пыталась её рассеять. Горло Роар болело, когда она сглотнула, и она сосредоточилась на дыхании, стараясь побороть слёзы, которые навернулись на глаза и умоляли об освобождении. Она сказала:

— Ты бросился за сердцем, когда мог бы просто разогнать бурю. Почему?

— Это была слишком мощная буря. Достаточно сильная, поэтому мне потребовалось бы много времени, чтобы разбить её. А когда она была прямо над нами, существовал слишком большой риск, что кого-то из нас будет повержен раньше, чем я смогу её приструнить. Добраться до сердца было самым быстрым способом покончить с этим.

— И более опасным для тебя.

Роар не могла остановить гнев в своих словах. Воспоминания нахлынули, и она уже не могла забыть, каково это, чувствовать одновременно и его боль, и боль бури.

— Я уже сталкивался с небесным огнём раньше. Я знал, что смогу справиться.

Ей хотелось встряхнуть его, поколотить кулаками по груди, пока он не расстроится так же, как и она.

— Я это чувствовала. Я чувствовала, как твоя душа борется. Ты мог умереть, Локи. А потом, когда я оттолкнула тебя, ты… ты умирал.

Её голос сорвался, и на глаза вновь навернулись слёзы. Она была слишком слаба, чтобы удержать их. Она закрыла лицо руками, свернулась калачиком на коленях и заплакала о том, какой ужасной была та ночь, о своём страхе потерять его и о том, как это полностью разрушило её изнутри. И она плакала из-за этой бури. Эта испуганная, невинная буря.

Он издал нечто среднее между стоном и рычанием и крепко прижал её к себе. Он обхватил её руками, коленями, и крепко прижал к себе.

Прижавшись лбом к её затылку, Локи сказал:

— Ты ведь тоже могла умереть.

От этого она разревелась ещё сильнее, потому что это было неправдой. Эта буря никогда бы не причинила ей вреда, а взамен Роар… убила её? Было ли это тем, когда ты вырываешь духа из бытия? Это снова терзало её, потому что, когда она проникла в ту душу, она ясно почувствовала, как та напугана и смущена. И у Роар было подтверждение, что верующие в Святую Душу были правы, по крайней мере, в некоторых вещах. В памяти Роар вспыхнули мимолетные воспоминания маленького мальчика в пустынном городке, не слишком отличавшемся от Толема. Она видела его родителей — любовь и обожание ясно читались на их лицах. Она вспомнила его детство — игры, в которые он играл с другими детьми, постель, которую делил со старшим братом, и бурю, отнявшую у него жизнь. Вместо того чтобы уйти, он остался присматривать за своей семьей, слишком боясь, что будет скучать по ним, если уйдёт. А когда они состарились и умерли, он просто растворился в эфире, пока Роар бессознательно не позвала его с неба своими кровавыми жертвоприношениями.

Роар горевала о нём, о том, что отняла у него. И когда она увидела вспышку своего небесного сердца внизу, она не могла не задаться вопросом, была ли какая-то его часть всё ещё с ней.

Локи снова и снова пробегался руками вверх и вниз по её голым ногам, от щиколотки до колена — усмиряя холод, который цеплялся за её кожу. Он повернул голову, прижавшись щекой к левой стороне её спины, над сердцем.

— Тише, принцесса. Мы живы и вместе. Только это и важно. Мы оба в порядке.

Если бы только это было правдой. Но Роар уже начала думать, что с ней не всё в порядке. Она всё чувствовала. Вещи, которые пугали её. Вещи, которые, как она надеялась, ей мерещились. Она положила подбородок на колени, глядя на быстрое течение реки. Когда она произнесла слова, они были едва громче шёпота.

— Это моя вина.

— Нет, храбрая девочка. Ничто из этого не было твоей виной.

Он всегда был о ней слишком высокого мнения, даже когда она не заслуживала его доверия. Роар развернулась, выпрямив ноги, и он, не теряя ни минуты, притянул её к своей груди, обхватив руками за талию. Ему было так хорошо рядом с ней, так безопасно. Она повернула голову в сторону, пряча лицо у него на шее. Но как бы сильно она ни наслаждалась его прикосновениями, ей так же хотелось отстраниться. Заставить его отстраниться. Чтобы он понял, что она далеко не так хороша, как он думал.

— Так и есть, — настаивала она. — Всё, что случилось той ночью, произошло из-за меня. Я призвала ту бурю, а потом убила её.

— Ты не убивала её. Ты сделала то, что должна была сделать ради выживания. Таковы правила нашей жизни, помнишь? Мы выживаем. Остальное неважно.

— Ты не понимаешь. И не сможешь понять.

— Проверь это. Скажи мне, почему ты думаешь, что призвала бурю.

Роар могла бы рассказать ему гораздо больше. Даже сейчас она чувствовала холодное прикосновение сотен душ вокруг себя, тысяч, а может, и больше. Она чувствовала их в земле, в деревьях, в бурлящих