В сонной тишине улицы шаги звучали, казалось, чересчур громко. Сергею на мгновение представилось, что они тайком забрались в чужой дом и крадутся по комнатам, рискуя ежесекундно быть застигнутыми разбуженными хозяевами. И Катерина, как будто чувствуя то же, была молчалива, задумчива. Разговор выходил рваный, и Стеклов мысленно ругал себя за свою внезапно возникшую скованность в самый, казалось бы, благоприятный для общения момент. Откуда-то из дальних подворотен донеслись крики и звон разбитых бутылок, и снова все смолкло.

Вскоре они вышли к набережной канала. Катерина остановилась у ограждения, опершись на перила, стала смотреть в черную, как нефть, воду. Сергей встал рядом, касаясь ее плечом. Он ясно почувствовал тонкий запах волос Катерины, такой мимолетный, такой волнующий… Она зябко повела плечами, приподняла воротник пальто. Сергею вдруг нестерпимо захотелось обнять ее.

– Я дико извиняюсь, молодые люди, – послышалось сзади над самым ухом. От неожиданности Катерина вскрикнула, отскочила в сторону. Глядя на них по-собачьи доверчивыми глазами, в растянутом едва ли не до колен грязном свитере и таких же грязных штанах, стоял какой-то городской бродяга. От него за версту несло перегаром. – Простите за наглость: у вас сигаретки не будет?

– Извини, друг, не курим, – рассмеялся Сергей и, глядя на его босые ноги, подумал: «Так вот почему не было слышно, как он подошел. И как только не мерзнет?!»

Бродяга, растопырив ладони в миролюбивом жесте, кивнул и шатко побрел дальше.

– Господи, напугал! – возмущенно выдохнула Катерина.

– Зато вежливый какой, – улыбался Сергей. – Не зря Петербург – культурная столица.

Едва зародившаяся магия близости была безнадежно утрачена.

Они пошли дальше, и скоро, неожиданно для Стеклова, который уже не наблюдал часов, остановились.

– Вот мы и пришли, – сказала Катерина.

– Уже? – зачем-то переспросил Стеклов.

– Да. Это мой дом. Спасибо.

Стеклов молчал.

– Что ж, до завтра.

– До завтра, – ответил он и, когда Катерина, достав из сумочки ключи, вновь посмотрела на него, намеренно спокойно, давая ей возможность осмыслить происходящее, шагнул к ней и слегка нервно поцеловал.

Она не отстранилась. 

* * *

В ноябре роте Болдырева предстоял учебный поход сроком на три недели, с заходом в Голландию. Но из-за смены планов по последующей постановке учебного корабля в док после похода сроки учебной практики сместились. Стеклов узнал об этом в учебном отделе училища, когда сверял расписание занятий на предстоящий месяц. Он сразу же хотел сообщить об этом Степану Аркадьевичу, но Болдырева встретил по дороге на факультет раньше – он пересекал плац ему навстречу.

– Алексей Александрович, сроки корабельной практики вашей роты смещаются, начало на две недели раньше. То есть в начале второй декады октября. Нужно в ближайшее время переработать план на учебный поход и заново его утвердить. Сделайте это к завтрашнему утру. Кроме того, придется в очень сжатые сроки подготовить роту к убытию на практику, учтите. Подумайте, что необходимо сделать в первую очередь.

Сообщение о переносе дат не оставило Болдырева равнодушным. Стеклов заметил это. Лицо Болдырева приняло озадаченное, недовольное выражение.

Ускоренная подготовка к убытию четвертого курса была начата безотлагательно. Степан Аркадьевич был не рад этому обстоятельству. Очень он не любил внезапных вводных и теперь в сердцах ругал вечную ахиллесову пяту Военно-морского флота – планирование боевой подготовки. Он, как офицер, прослуживший на действующих кораблях от лейтенанта до капитана первого ранга, командира корабля, – на собственном опыте познал, что планируемое в девяноста процентах случаев не делалось в обозначенные изначально сроки, будь то отпуск экипажа, выход в море или возвращение корабля из похода. Не говоря уже о том, что даже малые мероприятия в течение дня без конца тасовались. Часто это было похоже на глупую игру.

– Даже в училище от этого спасу нет! – посетовал как-то Кречетов на этот счет Сергею, и тот попытался немного успокоить его шуткой:

– Ничего, Степан Аркадьевич, курсантам это даже на пользу будет: пусть смолоду познают нюансы службы на флоте, чтоб на кораблях они для них новостью не были.

Болдырев в эти дни был заметно озлобленным. Стеклов списывал это на недавний инцидент, о котором знали только они вдвоем. После вечера в ресторане Болдырев ходил с загипсованной рукой. На расспросы начальника факультета он отвечал что-то невнятное про неудачное падение. Разговоры между ним и Сергеем теперь происходили только в случае крайней необходимости и сводились исключительно к деловому общению, фразы строились официально и сухо.

Будь они на лодке, Стеклов опасался бы такого человека – там можно было бы придумать массу вариантов, чтобы сделать кому-либо подлость. Но здесь он не придавал их отношениям, сложившимся таким образом, большого значения. Просто имел в виду.

За день до убытия курсантов на практику Стеклов пришел в расположение роты Болдырева, чтобы провести строевой смотр курсантов. Очередной раз Степан Аркадьевич, экономя свое время, доверился Сергею.

Строевой смотр был обязательным мероприятием, гарантом соответствия курсантов высокому званию русского моряка. Хотя, конечно, внешний вид составляет в нем лишь малую часть по сравнению с известным во всем мире с давних времен прославленным духом русских моряков, которому форма была как оправа для драгоценного камня. Но встречают по одежке… Поэтому Степан Аркадьевич наказал своему заместителю: «Смотри, Сергей Витальевич, чтобы все как с иголочки были. Чтоб не опозорили нас за границей».

– Командир роты на месте? – спросил Сергей дежурного по роте.

– Никак нет. Убыл в строевую часть, приказал строить роту для смотра в 15:00.

Сергей взглянул на свои часы – до назначенного времени оставалось десять минут.

– Или прикажете объявлять построение, товарищ капитан-лейтенант?

– Не нужно. Действуйте, как было определено командиром роты, – ответил Стеклов, заметив в приоткрытую дверь бытовой комнаты нескольких курсантов, которые еще доглаживали форму, стоя без брюк перед гладильными столами.

В ожидании построения Стеклов прошелся по помещению роты, по привычке оглядывая все начальническим глазом. Вошел в комнату для хранения вещевого имущества и, когда он находился во второй ее половине, отделенной фанерной стеной, услышал, как в комнату вошел еще кто-то. Раздались голоса – один из них явно принадлежал Болдыреву, второй – незнакомый. Болдырев с первых же секунд разговора был агрессивен.

– Какого черта ты вообще сюда приперся?! – негодовал он, сдерживая голос.

– А ты думаешь, если адрес сменил и на звонки не отвечаешь – спрятался, что ли? – спросил насмешливо незнакомый голос. – Я ведь и новый твой адрес пробью. Просто недосуг было. Вот и приехал сюда. Здесь-то тебя точно застать можно. Или ты мне не рад?

– Как ты в училище прошел?

– Ну это вообще не проблема. Ты не переживай: