В ХХ веке, после несвоевременной и трагической кончины Александра III, Россия, казалась, бесконечно удалилась от этого идеала. Но вот прошло почти полтора столетия и многое — и в реалиях, и в замыслах — возвращается на круги своя. Идеал царя-славянофила сегодня представляется нам снова актуальным и достижимым. И если это так, то потому, что сам государь Александр Александрович не только сформулировал этот идеал, но и потому, что за своё очень короткое царствование заложил под свою мечту прочнейший фундамент, никуда не исчезнувший и сегодня.

Что читать об Александре III:

1) Боханов, А. Н. Император Александр III. — М., 2001;

2) Боханов, А. Н., Кудрина, Ю. В. Император Александр III и императрица Мария Фёдоровна: Переписка 1884–1894 годы. — 3‐е изд. — М.: Русское слово, 2007;

3) Иванов, А. А. Вызов национализма: лозунг «Россия для русских» в дореволюционной общественной мысли. ‒ СПб: Владимир Даль, 2016;

4) Ильин, С. В. Император Александр III. — М.: Квадрига, 2019;

5) Кудрина, Ю. В. С высоты престола. Император Александр III и императрица Мария Фёдоровна. — М.: Издательство Русскiй Мiръ, 2013.

Константин Победоносцев

Обер-консерватор

Мало кому из русских государственных деятелей досталось столько неприязни и лжи, как Константину Петровичу Победоносцеву (1827–1907) — юристу, мыслителю-консерватору, близкому советнику двух государей, четверть века (1880–1905 гг.) фактически возглавлявшему Русскую Церковь в должности обер-прокурора Святейшего Синода. Как его только не называли: «визирь»; «вампир»; «хорек, научившийся диалектике»; «страшный нигилист»; «экспроприатор заплесневелых библиотек».

Многие помнят строки А. Блока «Победоносцев над Россией простер совиные крыла», хотя никто не помнит продолжения:

«под умный говор сказки чудной уснуть красавице нетрудно», то есть у «колдуна» были и ум и своя чудная сказка. Ещё больше тех, кто «помнит» вымышленные факты: Ф. Достоевский списал с Победоносцева своего Великого Инквизитора, для Л. Толстого он послужил прототипом Каренина, за что обер-прокурор, якобы, отомстил писателю, отлучив его от Церкви.

Достоевский был близким другом Победоносцева — в образе инквизитора спрессовалось их общее неприятие римского католицизма и западной цивилизации, заменившей Правду «хлебами». Лев Толстой, работая над «Анной Карениной», не был знаком с Константином Петровичем. А в 1881 году писатель обратился к обер-прокурору с просьбой передать Александру III призыв помиловать народовольцев-цареубийц. Это, конечно, было бы полной нелепицей, если бы он только что ославил влиятельного сановника рогоносцем. ПобедоносцевКаренин — выдумка позднейшего времени.

Нет сомнений, что на небосклоне эпохи Победоносцев был ярким светилом. Юрист, крупный специалист по гражданскому праву, участник судебной реформы, а затем жесточайший критик того, что из неё в итоге получилось, особенно суда присяжных. Наставник рано умершего наследника и двух царей — Александра III и Николая II, образовавший их ум в духе православия, русского патриотизма и незыблемости самодержавия. Консерватор, язвительно критиковавший «великую ложь нашего времени» — демократию, парламентаризм, печать, независимые суды, отделение церкви от государства, и не допустивший появления в России парламента ни в предлагавшемся либеральными бюрократами западном виде, ни в «истинно русском» виде Земского собора, продвигавшемся славянофилами.

В основе мировоззрения К. Победоносцева лежала безграничная преданность Православию как безусловной Истине. «Любите выше всего на свете нашу Церковь, любите так, как любит человек, который однажды узнавши верховную красоту и ничего не хочет променять на неё…» — призывал он в 1880 году в Ярославле выпускниц училища для дочерей священников.

При этом Церковь он не отделял от государства. Напротив, был уверен, что «государство тем сильнее и тем более имеет значения, чем явственнее в нём обозначается представительство духовное… В ту пору как заложены были первые основания европейской цивилизации и политики, христианское государство было крепко цельным и неразрывным союзом с единою христианской церковью… Церковь не может отказаться от своего влияния на жизнь гражданскую и общественную». И это же побуждало противодействовать планам возрождения в России патриаршества. Там, где другие видели восстановление древнецерковного строя, там Победоносцеву чудился разрыв церковных и государственных начал, вторжение западного призрака «свободной церкви в свободном государстве», где, на деле, вера считается частным и приватным делом человека, наподобие болезни или адюльтера.

Безграничная преданность православной истине заставляла Победоносцева требовать ограничительных и репрессивных мер и для католиков, и для баптистов, и для сектантов, и даже для старообрядцев, к которым, несмотря на их традиционализм, он был проникнут иррациональной враждебностью как к бунтовщикам против иерархии. Сановник был и противником поощрения в православной Империи нехристианских религий — буддизма и ислама («когда правительство русское берет на себя роль, так сказать, блюстителя за воспитанием в строго мусульманском законе — положение становится фальшивым»).

Но больше всего роптали на обер-прокурора за принуждение к Православию… самих православных. Одних возмущал проведенный им запрет показа спектаклей в Великий Пост. Других — противодействие упрощению процедуры развода. Семинаристов чрезвычайно раздражала политика принуждения их к посещению богослужений. То, что учащихся духовных учебных заведений приходится принуждать молиться, им, почему-то, странным не казалось. Секуляризующееся российское общество не принимало попыток К. Победоносцева подчинить себя диктату единой истины при помощи проповеди и предписаний, хотя вскорости придут те, кто надолго навяжет единую ложь расстрелами и партвзысканиями.

Впрочем, в церковности Победоносцева было нечто одностороннее. Любя Православие сентиментальным сердцем и защищая его взвешенным умом, Константин Петрович странным образом отказался отчужден от Духа — того главного, что строит Церковь. Он совершенно не понимал и не чувствовал православной мистики (хотя неплохо разбирался в мистике католической). В отличие от друзей — Ф. Достоевского и К. Леонтьева — он ни разу не посетил старцев Оптиной Пýстыни. Предание (возможно апокрифическое) передает фразу, якобы сказанную им праведному Иоанну Кронштадтскому: «Про вас говорят, что вы молебны служите, чудеса творите, смотрите, как бы вы плохо не кончили».

Несомненно, что лишь самодержавной волей Государя Николая II, навязанной и Синоду и обер-прокурору, состоялось прославление преподобного Серафима Саровского в 1903 году. К. Победоносцева вообще не слишком привлекали канонизации святых — вместо них он в эпоху своего могущества проводил церковно-общественные торжества, такие как празднование 900‐летия Крещения Руси в Киеве, в рамках которого был установлен знаменитый памятник Богдану Хмельницкому, или 500‐летие преставления преподобного Сергия Радонежского с грандиозным крестным ходом из Москвы к мощам Игумена Земли Русской.

Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), гонимый обер-прокурором из столиц на дальние кафедры, счёл, всё же, необходимым откликнуться на отставку Константина Петровича таким письмом-панегириком: «Вы не были продолжателем административной рутины, как желают представить ваши жалкие бездарные критики. Напротив, вы поднимали целину жизни и быта, брались за дела, нужные России, но до вас администрации неведомые. Дело церковноприходских школ вы, таким образом,