Шрифт:
Закладка:
Что ещё показательней, в общественном мнении Империи существовал своего рода антииндустриальный консенсус. И «правые» дворянские консерваторы и «левые» радикалынародники одинаково были уверены в том, что России не нужно становиться на путь индустриального капитализма с его обнищанием масс, «рабочим вопросом» и социальноэкономическими проблемами. Пусть Россия минует капитализм (народники считали, что она сможет скакнуть прямо в аграрный социализм), а заводы и фабрики пусть строят немцы, которые и продадут нам всё необходимое в обмен на русский хлеб. Эта экономическая стратегия обрекала Россию и на определенную внешнюю политику — быть вечно пристяжной при усиливающейся Германской Империи, держать открытым для неё рынок, не пытаться развивать собственное производство и не слишком спорить с Берлином в геополитических вопросах.
Лишь небольшая группка людей — все тот же публицист М. Н. Катков, регулярно писавшие в его газете профессорматематик И. А. Вышнеградский и молодой железнодорожник С. Ю. Витте, выдающийся химик, организатор нефтяной промышленности и экономист Д. И. Менделеев выступали с других позиций, опиравшихся не на догмы Адама Смита или Маркса, а на труды теоретика национальной политической экономии и протекционизма Фридриха Листа. России нужно закрывать свой внутренний рынок и развивать инфраструктуру и промышленность, осваивать свои богатства и своё пространство. Царь долго готовился, собирал бюджетные ресурсы, назначил И. Вышнеградского министром финансов, а С. Витте управляющим железными дорогами с четким заданием — провести национализацию инфраструктуры и осуществить строительство Великого Сибирского Пути.
«Революция сверху» 1891 года
И вот последовала «революция сверху», равной которой история России знает не так много. Если ещё можно спорить, живем ли мы в реальности, созданной революцией 1917 года, то в том, что в реальности, созданной в 1891 году Россия прожила весь ХХ век и живет до сих пор сомневаться нельзя.
В 1891 году был введен покровительственный таможенный тариф, который заложил экономические предпосылки русской индустриализации. Под тариф была подведена масштабная теоретическая база Д. Менделеевым (не менее важный его труд, чем периодическая таблица) — подробная роспись тех отраслей, где русский рынок нуждается в защите в интересах импортозамещения, и тех, где он должен быть открыт к своей же выгоде. «Знаменем самостоятельности и немечтательного прогресса России» — назвал новый тариф ученый.
Разумеется, прямым следствием тарифа стала таможенная война с Германией, которая и терпела львиную долю убытков от русской Декларации экономической независимости. В основе великого расхождения России и Германии лежали не столько вопросы европейского равновесия и, тем более, не капризы отдельных лиц, а именно вопрос о самостоятельной индустриальной субъектности нашей страны. Но это потребовало и геополитической переориентации — Александр III сделал решительный шаг к русско-французскому союзу.
Летом 1891 года в Кронштадт прибыла французская морская эскадра, а в залах царской резиденции зазвучала «Марсельеза». Шокировавший Берлин и Вену союз консервативной монархии и республики (впрочем, не забудем, что в 1890‐е гг. во французской политике доминировали консервативные националисты, свергнутые лишь в результате раскручивания скандала вокруг «дела Дрейфуса») имел не только геополитическое измерение (поставить Германию «в два огня»), но и экономическое. По мысли И. А. Вышнеградского французские капиталы, не находившие достаточного применения на родине, должны были начать работать на русскую индустриализацию (и они исправно работали до самого большевистского дефолта в 1917 г.).
Россия начала создание великой промышленности, продолжившееся в царствование Николая II. К началу эпохи потрясений, в 1917 году, Россия — уже динамично развивающаяся промышленная страна. Последовавшая затем советская индустриализация не так уж и много прибавила к созданному в царскую эпоху фундаменту (особенно если вспомнить экономический регресс 1920‐х гг., последствия которого мы, строго говоря, не преодолели и по сей день).
Великий Путь
Ну и, наконец, самым славным деянием великой экономической революции 1891 года стало начало строительства Великого Сибирского Пути — Транссиба, первой, и строго говоря, единственной в мире глобальной железнодорожной магистрали. Чтобы оценить масштаб содеянного, достаточно вспомнить судьбу двух других масштабных железнодорожных замыслов геополитических конкурентов России. Трансафриканская дорога Каир — Кейптаун, о которой грезил Сессиль Родс, так никогда и не была построена. Замысел кайзера Вильгельма, Багдадская железная дорога, был осуществлен тогда, когда лишился всякого практического смысла — единый путь от Берлина до Басры оказался невозможен, разрезан множеством непрозрачных границ.
И только Транссиб стал грандиозным памятником инженерной, экономической и геополитической мощи русской империи. Он навсегда соединил Сибирь и Дальний Восток с Россией, покончив с их полуколониальным статусом. Он стал основой стратегического маневра, не раз определявшего судьбы России (самый важный случай — осень 1941 года, когда спасение Отечества было немыслимо без переброски дивизий по «царским» железным дорогам). Александр III верно понимал главное: в огромной России для экономического рывка нужно время и обеспечение отдачи от масштаба, что невозможно без развития современных коммуникаций.
Разразившийся в 1891 году недород ещё раз подтвердил правоту мысли царя. Никакого «голода», о котором трубила пресса, не было. Не было и никакого «голодного экспорта» (рассказы о нём внедрялись в интересах пострадавшей от новых таможенных тарифов и индустриальных планов стороны). Хлеб в стране был, но нужен был маневр запасов из губернии в губернию, а это невозможно было без единой транспортной и железнодорожной сети. Созданием такой сети и занимались царь и его наследник.
«Россия та же самая святая, православная»
«Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческой, но и страной промышленною, что страна без сильной обрабатывающей промышленности не может быть великой… Он твёрдо настаивал на введении протекционистской системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью, и недалеко то время, когда Россия будет одною из величайших промышленных стран», — писал помогавший и Александру III и его сыну министр и теоретик национальной экономики С. Ю. Витте (впрочем, приписывать Витте, как иногда делают в современной историографии, решающую роль в преобразованиях можно лишь из предубежденности к русским самодержцам и их роли в управлении страной).
Национальная культура, национальная экономика, национальная внешняя политика — таковы были «три кита», на которых Александр III хотел основать великое будущее России. Царь мечтал, как признавался он в письме супруге, «доказать
