Шрифт:
Закладка:
3) Фетисенко, О. Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. — СПб: Издательство «Пушкинский дом», 2012;
4) Хатунцев, С. В. Константин Леонтьев: Интеллектуальная биография. 1850–1874 гг. — СПб: Алетейя, 2017.
Александр III
Венценосный славянофил
Молодой полный сил царь стоит в окружении верного народа. Чиновники где-то далеко на заднем плане, а вокруг крестьяне — большинство великороссы, но есть и малороссы, белорусы, татары. Они встали почтительным полукругом, как бы ограждая императора от внешней угрозы и крамолы. На переднем плане круг разомкнут, в нем оставлено место для зрителя картины, который приглашается встать в ряды этой священной дружины, защищающей государя.
Впервые за послепетровскую эпоху между самодержцем и народом нет бросающегося в глаза внешнего культурного различия. Как и полужено истинно русскому царю, Александр III (1845–1894) предстает с густой длинной рыжей бородой. Его военная форма, реформированная на национальный манер, предельно проста и, за вычетом орденов и аксельбантов, напоминает скорее одежду домовитого крестьянина — барашковая шапка, высокие сапоги, на боку сабля.
«Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петровского дворца» (посвященный событиям майской коронации 1883 года в Москве) — это больше чем просто парадная картина Ильи Репина. Это своего рода идеологическая икона царствования — русский дух, единение царя и народа, помимо средостения бюрократии и притязаний революционной интеллигенции.
Вождь «русской партии»
При внимательном изучении личности и деятельности императора Александра III поражает контраст с той злобной либерально-большевистской карикатурой на царя, которой нас потчевали больше столетия. Куда девается грубый одномерный «бегемот на комоде», который чеканит крепкие, но грубоватые афоризмы (большинство из которых — апокрифично), якобы, держит в голенище фляжку с коньяком (на деле царь крепкого алкоголя не любил, не бывал пьяным никогда, предпочитая тонкие виноградные вина и именно поэтому поддержал инициативу князя Голицына по созданию винодельческих центров в Крыму и на Кавказе — Массандры и Абрау).
Перед нами предстает исключительно умный и образованный человек с глубокими и твердыми убеждениями, способный на равных общаться с историками, писателями, художниками, политическими мыслителями и направлять всех их на пользу дела и благо России. Пропагандистская деинтеллектуализация русских монархов, требовавшая изображать их безграмотными некомпетентными солдафонами, помешанными на сохранении самодержавия любой ценой и направляемыми придворными камарильями, давно уже парализует адекватное понимание нами истории Российской Империи. И особенно чувствительно это искажение именно в случае с Александром III, одним из наиболее идеологически последовательных русских государей, воплощавших всей своей деятельностью ясную политическую и культурную программу.
Уже с середины 1860‐х гг. царский сын, а затем наследникцесаревич оказался в центре идейно-политической борьбы, воплощая в себе все надежды той группы консервативных интеллектуалов, которых обычно называли «русской партией». Эта группировка охватывала консервативных националистов-западников (золотое перо Империи М. Н. Катков и его окружение), почвенников (Ф. М. Достоевский), славянофилов (И. С. Аксаков). Между славянофилами и консервативными националистами могли кипеть горячие споры, но в главном они были едины — укрепление веса в империи русского начала, подавление сепаратизма и, прежде всего, польской крамолы, неприятие как революционного радикализма, так и «аристократического интернационализма» бюрократии.
Фактически в эпоху Александра II «русские люди» всех направлений составляли влиятельную оппозицию правительственному курсу и цесаревич был неформальным лидером этой оппозиции. Ключевым лицом, осуществлявшим связь наследника с поддерживавшим его политическим лагерем, был К. П. Победоносцев, сохранивший своё влияние и впоследствии, но было бы нелепо представлять дело так, что обер-прокурор единолично формировал идеологию Александра III и как «дядька» говорил сперва цесаревичу, а затем царю — что думать и что делать. Александр Александрович был внимательнейшим читателем «Московских ведомостей» М. Н. Каткова и изданий И. С. Аксакова, вёл постоянную переписку с князем В. П. Мещерским, имевшим несколько скандальную репутацию, но чрезвычайно энергичным консервативным деятелем, поддерживавшим (как и Катков, и Победоносцев) ещё одного видного деятеля «русской партии» этой эпохи — Ф. М. Достоевского.
Россия для русских и по-русски
Невозможно себе представить, чтобы столь энергичная политика, столь основательно осуществленная в столь короткий срок, придумывалась на ходу. И в самом деле — в своей русификаторской политике на западных окраинах империи Александр III вдохновлялся образом М. Н. Муравьёва- Ви-ленского, бывшего героем для его круга.
3 февраля 1876 года цесаревич Александр Александрович записывает в своём дневнике, что остался дома, чтобы прочесть записки М. Муравьёва об управлении СевероЗападным краем, попавшие к нему, очевидно, в рукописи. «Замечательный умный и энергичный человек, и как он сразу повел дело, просто чудо!» — восхищался будущий император выдающимся русификатором, с которым был знаком и лично. Во всей национальной политике Александра III последовательно ощущается это энергичное «муравьёвское» начало. «Муравьёвская модель русификации национальных окраин была взята за основу в годы правления Александра III», — отмечает С. В. Ананьин.
Жёсткую русификацию Прибалтики — Остзейского края невозможно понять, если не помнить «Письма из Риги» и «Окраины России» Юрия Самарина и опубликованные в самом начале царствования очерки Н. С. Лескова «Иродова работа», обличавшие уступки петербургской бюрократии немецкому засилью. Плодом этой идеологической подготовки стали такие решительные действия как перевод делопроизводства в крае на русский язык, русификация Дерптского университета, возвращение городу, где он был расположен, русского имени Юрьев.
Подорвали ли эти решительные меры мир и согласие в империи? Проверкой результатов александровской русификации стала Первая мировая война. Ни один из «русских немцев» не изменил российской империи. Одержанная генералом П. Ренненкампфом победа при Гумбиннене стала роковым поворотом, который обрек Германию на неминуемое стратегическое поражение. В конце ХХ века Русскую Православную Церковь возглавил патриарх из знаменитой остзейской фамилии Ридигеров. Меры Александра III стимулировали органическое слияние остзейского дворянства с русской нацией.
Вопреки широко распространенному мифу, Александр III никогда не провозглашал публично лозунг «Россия для русских», как это делали М. Н. Катков или М. Д. Скобелев. Эти слова считали девизом его царствования современники: «Отпустив длинную бороду, надев русский кафтан с широкими шароварами и русские сапоги, подпоясавшись русским кушаком, Государь дал понять и другим народам и русским инородцам и космополитам, что его заботой будет не весь земной шар, даже не Европа, а Россия, паче всего то, что безвозвратно покончена в ней та политика, которая в прежние времена вытаскивала из огня каштаны для других государств. Русские реальные жизненные интересы — вот начало и конец… политики нашего Государя… Александр III молча думал: Россия для России», — писал в очерке об императоре историк В. В. Назаревский.
Величественный русский стиль
Ещё будучи наследником, Александр III выступает инициатором и попечителем создания Исторического музея, средоточия национальной памяти, создаваемого в содружестве с Иваном Забелиным и отцом русской археологии Алексеем Семеновичем Уваровым. Среди историков царь всегда был на равных, говорил с ними как профессионал с профессионалами и