скверной! Мои глаза не были красными, как у вас, они были голубыми! Голубыми, как у людей! Голубыми, как дневное небо! Где сейчас мои глаза? – внезапно своим бледным пальцем, словно клинком, он указал на одного из гоблинов в толпе. – Ты! Скажи мне! Где сейчас мои глаза?

Губы гоблина задрожали, и он что-то беззвучно прошептал.

Лицо Зета исказилось от ярости.

- Скажи мне, пес, или пусть боги испепелят тебя на месте!

- Твоих глаз нет! – вскричал гоблин, падая на колени. – Их больше нет!

- Да! – тут же воскликнул Зет. – Их нет! Мои глаза были человеческими, и мой дед вернул их! Мой дед вернул мои глаза! Эти дыры на моем лице в тысячу раз лучше, чем скверна моих голубых глаз! То, чем был мой отец, его человеческая порча, было от меня отделено! Теперь я в большей степени гоблин, чем вы, ибо моя душа свободна! Моя душа чиста, а ваши окутаны скверной человечности! Вот они, доказательства этому, здесь, среди вас – эти фермеры, которых вы взяли в плен! Вы обращались с ними, как люди стали бы обращаться со своими пленниками! Они молят вас о пощаде, принимая вас за людей! Как же низко мы пали в их глазах, раз они подумали, что мы, дети опарышей, рожденных в теле мертвой земли, способны на милосердие?

Ничего не нарушало тишину, кроме потрескивания пламени. Зет весь дрожал, словно его лихорадило.

Вскинув голову, он устремил взгляд поверх наших голов.

- Я чувствую, как они смотрят на нас. Чувствуете ли это вы? Чувствуете ли вы их взгляды, устремленные на нас сверху? Через мгновение они отвернутся, и мы окажемся потеряны. Наш народ будет потерян. Наша Нижняя Ночь будет потеряна. Все, чем мы когда-то были, исчезнет. Покажете ли вы им, нашим богам, что вы помните о том, что вы не люди? – Опустив глаза, он обвел пленников рукой. – Докажите это сейчас! – сказал он. – Пусть боги увидят то, что не под силу мне.

Никто не двинулся. Затем один из воинов в молчании обнажил длинный нож, подошел к пленным и, ухватив одну из женщин за волосы, вытащил её из рядов селян. Она завопила. Его товарищи обрушили град ударов на двоих халфлингов, которые попытались втащить пленницу обратно.

Гоблин с ножом левой рукой сгреб волосы маленькой женщины-халфлинга, заставив её откинуть голову. Несмотря на её попытки оттолкнуть кинжал, лезвие принялось опускаться раз за разом, снова и снова, пока её руки не упали в дорожную пыль.

Остальные пленники при каждом ударе издавали вопль. Конечности женщины обмякли. Резко вырвав клинок из её тела, воин схватил его, поднял над головой и швырнул в толпу пленников, обдав их брызгами крови.

Халфлинги завопили снова. Никогда раньше я не слышал, чтобы из глотки живого существа исходил подобный звук. Ужас вытеснил из него всё разумное, и он напоминал рев животного на бойне. В этот миг во мне пробудилось что-то древнее, жаждущее крови. Я стал одним из волков в стае, которая видела, что добыча находится в полной её власти, что она не сможет встать и убежать – горячая пища, которая на вкус окажется влажной и соленой. Когда остальные солдаты набросились на воющих пленников, я тоже сделал шаг вперед.

Но только один. Сам не зная почему, я остался стоять в стороне, пока воины, которые раньше были моими, давали волю своему голоду и пытались его удовлетворить.

Обезумевшие от крови гоблины предавали пленников мучительной смерти одного за другим. Зрители потрясали копьями и топали ногами, подбадривая их криками, которые после каждой новой смерти становились все более исступленными. Я наблюдал за этим со стороны, словно меня тут вообще не было. Мне не привыкать к жестокости, но то, что я видел, не было действиями тех воинов, которых я воспитал и обучил. Это были деяния дьяволов из Аида.

Когда последний из пленников перестал вопить и сопротивляться, воины разразились резкими криками восторга. В их руках появились фляги с элем и скверным вином, и многие к ним основательно приложились. Что с ними произошло? Я даже не мог подобрать нужные слова, чтобы заставить их остановиться и снова превратить их в солдат.

- Оставьте тела, - произнес Зет. – Пусть завтра солнце взглянет на них и покажет всем нашу работу. Пусть мир увидит, что делают дети опарышей, чтобы вернуть свой долг. Наша работа только началась, - покачнувшись, он повернулся и снова направился на юг, прочь от тлеющего пепелища.

Воины с готовностью последовали за ним - воины, которые некогда были моими. Проходя мимо, никто из них не удостоил меня и взглядом.

Когда они уже почти скрылись из виду, я уже в достаточной степени оправился, чтобы заставить двигаться свои собственные ноги. Я поспешил вдогонку, хотя мой разум оцепенел от шока. Мы наполовину шли, наполовину бежали таким образом несколько часов, и только тогда воздух наконец очистился от запахов дыма и крови, которые сменил аромат свежей травы. Во время пути воины болтали друг с другом, не заботясь о том, чтобы соблюдать тишину на вражеской территории, и обменивались флягами с алкоголем. Я, тот, кого они некогда уважали и боялись, с тем же успехом мог бы стать для них невидимкой.

Рассвет уже был близок, когда Зет наконец остановился. Когда воины поравнялись с ним, он опустился на землю, чтобы передохнуть.

Я посмотрел вниз на тяжело дышащего полукровку.

- Капитан Кергис, - выдохнул Зет, хотя я приблизился к нему совершенно беззвучно, - ты не понимаешь, верно?

- Нет, - произнес я. У меня и в мыслях не было лгать. – Такова твоя воля.

- Ты говоришь, что такова моя воля, но сам я пуст, - продолжил Зет, все ещё не в силах отдышаться. – Я – чаша, в которую налит напиток, но не сам напиток. Я – рот, а не слово.

- Я этого не понимаю, - произнес я. – Ничего не понимаю. Мы – воины. Мы не… - я запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. – Мы сражаемся с воинами, а не с беззащитными фермерами. Это трусость – убивать беспомощное отребье. Мы сражаемся с теми, кто может дать отпор. Войну иначе не выиграть.

Наконец отдышавшись, Зет со вздохом прилег на траву, оперевшись на локти. Откинув голову, он уставился в бесконечную ночь.

- Капитан, - мягко произнес он, - ты ещё более слеп, чем я.