- Нет. Отведи меня домой.

- Хорошо. Доставим в усадьбу ещё до того, как слуги закончат готовить завтрак, - ответил капитан.

- Я сказал домой, - простонал сэр Хэмнет. – Домой, демоны побери! В Клуб Браввортов.

На три дня сэр Хэмнет погрузился в целительную родную атмосферу библиотеки Общества. Он спал прямо в своём кресле, его рапира всегда была неподалёку, на расстоянии вытянутой руки. Картограф общался мало, а когда говорил, то обрывками с тщательно подобранными словами, запутывавшими больше, чем прояснявшими. Всё же он открыл достаточно, чтобы соратники-Бравворты составили свою, полностью вывернутую версию кончины Гарета Трюсильвера и противостояния Хоклина и Цирика. В их глазах сэр Хэмнет представал доблестным защитником, которого одолели лишь объединённые силы похитителей тел и демонов, чьё число увеличивалось с каждым пересказом.

Аристократ не возражал, и на второй день, в какой-то момент он и сам почти поверил в то, что столкнулся в бою с дюжиной убийц и отродий Гадеса, пытаясь защитить своего друга. Вскоре начали строиться планы насчёт давно потерявшей актуальность статуи сэра Хэмнета. Хоклин к тому времени уже отошёл, вернувшись к знакомой роли бесстрашного искателя и вообще храброго малого. Ему даже удалось избавить свою голову от беспокоящих воспоминаний о событиях в «Разбитом Зеркале» - как от навеянных ядом галлюцинаций, вызванных оставленной отравленным кинжалом похитителя тел царапиной.

Лишь один вопрос являлся испытанием храбрости сэра Хэмнета в эти три дня – местонахождение Утера. Дворецкого не видели с той самой ночи неудачной экспедиции – верный признак его вовлеченности в организацию засады для капитана Трюсильвера.

Те участники клуба, что были с монстроподобным слугой в дружеских отношениях, предпочли верить, что он сбежал из страха услышать о смерти воина; но как бы они ни были добросердечны, со временем эти запутавшиеся люди всё больше поддавались всеобщему настроению. Нет, дворецкий явно стоит за убийством капитана, и всего лишь вопрос времени, когда же правосудие, наконец, настигнет его.

Последним местом, где любой из Браввортов ожидал появления внушающего страх лакея, была сама библиотека. Однако, когда на третью ночь на Сюзейл спустились сумерки, он твёрдо вошёл в огромную, заваленную экспонатами комнату.

Он не обращал внимания на удивлённые вздохи и сердитые, обвиняющие выкрики. Любого, кто вставал на пути, прислужник предостерегал взмахом великолепной рогатой головы или отодвигал в сторону лапой с чёрными когтями. И маги, тут и там торчавшие в помещении, знали, что не стоит пытаться усмирить его волшебством: то же неверное заклинание, что исказило форму дворецкого, сделало его неуязвимым для остальной магии.

Утер добрался до одной, особенной книжной полки – почётного места около камина – и там остановился. С привычным профессионализмом он начал снимать с неё книги, свитки и карты. Большинство Браввортов знало, кем написаны эти тома; немногие оставшиеся с лёгкостью могли угадать.

- Это уже ни в какие ворота! – возмутился сэр Хэмнет, прервав наконец поражённое молчание, вызванное удивительной наглостью дворецкого. – Оставь книги на месте, убийца!

- Эти книги не на тех полках, - возразил Утер, не отрывая взгляд от работы. – Шкафы у камина выделены под историю, сэр Хэмнет. Твои же работы – выдумки.

Угрожающе надвинувшись на слугу, пожилой аристократ потянулся за рапирой, вытащив её эффектным и быстрым движением.

- Я пронжу тебя насквозь, если не прекратишь.

- Трус.

Вымученный голос, с трудом произнесённое, приглушённое слово – но достаточно понятное, чтобы привлечь всеобщее внимание к фигуре, обрамлённой массивным дверным проёмом читальни. Капитан Трюсильвер злобно обвёл комнату единственным оставленным ему глазом, и зашёл внутрь.

С каждым шагом зажатый под мышкой костыль стучал, словно молоток гробовщика. Без него Гарет Трюсильвер просто не смог бы идти – правая нога ниже колена отсутствовала. Но это была не самая ужасная из его травм. Жестокие красные кляксы покрывали его руки в тех местах, с которых срезали кожу. Разрез с обратной стороны левой руки стягивали толстые чёрные швы. Наниматель похитителей тел извлёк оттуда мышцы и жилы, оставив руку почти бесполезной. Подобные шрамы теперь иссекли когда-то красивое лицо солдата; они шли через ужасные сиреневые синяки на скулах, исчезая в провале, который раньше был носом, и в тёмной дыре, совсем недавно содержавшей глаз.

Дворецкий обернулся, держа в мощных руках содержимое двух полок.

- Вы должны отдыхать, капитан. Скоро прибудет городская стража, для снятия показаний, - на мгновение Утер перевёл взгляд на сэра Хэмнета. – Я провёл три последних дня, помогая страже отыскать капитана. Если бы ты сказал правду в тот день, когда они нашли тебя, кричавшим как сумасшедший, мы могли бы отправиться на спасение уже тогда, до того, как эти мясники успели разделать его.

- Гарет, - выдавил сэр Хэмнет, как будто даже не услышав обвинения. – Мы думали, что потеряли тебя. Клянусь Кулаком Хелма, я рад, что ты жив!

- Лжец, - медленным, полным боли голосом отчеканил Трюсильвер. То, как он исковеркал это слово, значило, вероятно, что и часть его языка исчезла под действием какого-то заклинания.

Капитан неуклюже доковылял до Утера, остановившись перед ним. Правой рукой он снял самую большую книгу с вершины груды и бросил её в огонь. Вдоль корешка заплясали языки пламени. С резким хлопком том раскрылся, показав раскрашенную вручную карту Земель Орды. Огонь жадно проглотил эту страницу и принялся за остальную часть книги.

Трюсильвер бросил ещё одну штуку, и ещё. Сэр Хэмнет поднял руку, намереваясь остановить его, но низкий, рокочущий рык Утера предостерёг его от этого.

Картограф беспомощно повернулся к остальным – его друзьям, братьям-исследователям. Но сэр Хэмнет Хоклин нашёл в их лицах лишь ненависть, отвращение и гнев. Они смотрели на него, не скрывая презрения, молча одобряя уничтожение работы всей его жизни.

Старик попытался стряхнуть это презрение, укрепить баррикады, который он возвёл вокруг своей трусливой души. Но эти стены рушились. Разделённая слава общества теперь бежала от него, как опадающая листва покидает вступающий в зиму дуб. Сотни висящих на стенах церемониальных клинков и добытых в боях щитов принадлежали и ему. Сражённые чудища и покорённый дракон были и его трофеями тоже – доказательствами доблестных деяний, превосходящих самое смелое воображение. Но не теперь. Бравворты знали правду, и каждый обвиняющий взгляд отражал её обратно, словно безупречное зеркало.

Сэр Хэмнет Хоклин был трусом.

Комната закружилась, и аристократ