Шрифт:
Закладка:
Она запустила руку под воротник, вытащила монеточно-круглый и монеточно-медный амулетик с черепахой. Никогда она с ним не расставалась, а я и не спрашивал – откуда.
– Это для счастья.
– Ну ты прям как Мэрвин.
– Я его ношу не потому, что верю. Просто он у меня ассоциируется с тем временем. Там отовсюду музыка гремела, даже голова болела. И там тетенька рисовала мой портрет. Красивая тетенька, и портрет красивый. Бесплатно рисовала, потому что я детдомовская. Я потом его в трубочку сворачивала и в тумбочке хранила. А когда уезжала сюда – забыла. И мне так нравилось, что я была Мариной-у-моря, хотя не то чтобы я фанат всего морского. Ой, а еще у меня оттуда эфирное масло было, розовое, и бальзам для губ.
Она все перечисляла эти девичьи штучки, а я пялился на нее во все глаза, то молодая женщина сидит со мной рядом, а то совсем ребенок.
– И там была соляная пещера! В темноте сидишь и дышишь солью! И после обеда мы все строем ходили пить фиточай. А мне назначили массаж и такое, не знаю, как объяснить. Грязевые штуки на меня лепили, а в них электричество, и от этого вкус во рту совсем медный.
Глаза у нее сверкали, она казалась еще пьянее, до невероятности просто, а мне все так хорошо представлялось, и это море, и пляжи песчаные, о которых она рассказывала, и череда гостиниц недалеко от них.
Вроде люди выходили, входили, совсем рядом стояли, прикурить у нас просили, а разговор вышел такой доверительный, такой свойский. Марина улыбалась, у нее было мечтательное, какое-то незнакомое выражение лица. Мы жались друг к другу, курили сигаретку за сигареткой из одной пачки, и я так внимательно ее слушал.
Мне даже не нужно было ее целовать, чтобы понять, как мы близки.
В общем, было так хорошо, счастливо, сочно, и тут чую – запах лисий неподалеку. Я напрягся, конечно. В детстве мне нравилось чуять своих, а теперь я их стыдился и избегал. Такой я ренегат, значит, лютый позор просто. И чем больше я понимал про себя, что заниматься крысиной работой не стану, тем тяжелее мне было думать о том, что кто-то ею занимается.
Я бы с радостью отдал всю свою крысиную часть, да кто возьмет-то. Очень я старался жить человеческой жизнью, но человеком не был.
Вот, значит, почуял этот запах и подумал: пройди-ка ты мимо, не надо мне с тобой говорить, и не о чем. Все настроение мое сразу испортилось, тоненькое, как паутинка, счастье кто-то на палку намотал. Запах все сильнее и сильнее становился, так что я подумал: выйдет сейчас этот лис сюда, сигареточку потянуть.
– Слушай, а хочешь, погуляем? Потом за ними вернемся. Чего так сидеть, разговоры разговаривать, а?
Я уже поднялся, и тут он дверь открыл. Мы замерли друг напротив друга. Лет ему было, может, тридцать, чуточку больше, чуточку меньше – непонятно. Он был тощий, изящный, с вытянутым, немножко непропорциональным лицом. Я почему-то сразу подумал про египетского Анубиса, хотя передо мной стоял лис, вовсе не шакал.
Мужик он был просто невероятно обаятельный. На нем переливался в фиолетовом свете хороший, пижонский костюм, он улыбался загадочно, как Мона Лиза, и чуть щурился от дыма сигареты, которую сразу закурил. Сигаретка потянула чем-то вишневым, дорогим.
Мы глядели друг на друга, пялились прям. И я уже хотел отвернуться, пойти с Мариной куда-нибудь, пропустить еще по стаканчику, может, как вдруг мужик мне сказал:
– Борис, ты не мог бы уделить мне минуту внимания?
Он знал, как заинтриговать собеседника в первую же секунду. Один из принципов успешной торговли такой. Клянусь, я этого мужика в первый раз видел.
– Ну, – сказал я. – Может и могу. А ты кто вообще?
Марина смотрела на меня обеспокоенно. Я понимал почему. Мужик это явно был серьезный. Как бы вроде хлипкий, вроде одет по-модненькому, вроде лицо располагающее, а что-то в нем чувствовалось этакое.
– Надеюсь, я твой друг. Мне хочется думать, что мы могли бы стать отличными друзьями. Ну что, пройдемся?
– А подружка моя?
– Если мисс…
– Кеменова.
– Мисс Кеменова, – сказал он без запинки, – не против, я бы хотел поговорить с тобой отдельно. О делах.
– У нас с тобой никаких дел нет, – ответил я со всей своей настороженностью, со всей неприязнью к зверям и их проблемам.
– Но могут быть, ведь так?
И все-таки я человек любопытный, мне хотелось узнать, чего ему надо. Может, Уолтеров дружок. Сотрудники Уолтера друг на друга похожи не были, взять хотя бы папашку и его Марисоль или, к примеру, родителей Эдит и Одетт. Так что их на глаз не определишь.
К этому я склонялся, опять долбаный Уолтер, которого отец не называл иначе как «занудный хуеплет». Уолтера я ненавидел в основном за то, что он постоянно подкидывал папашке задания. Раньше, когда все происходило естественно, найдешь ты по чуйке каверну да закроешь ее, пока ищешь новую – немножко восстановишься. А Уолтер кидал отцу адрес за адресом. Думаю, у него были тогда поисковые крыски, слабые здоровьем выродки. Они составляли карту, а уж ребятки вроде папы, сильные, выносливые, занимались настоящим делом. Ну, это мне так кажется. Когда Уолтер заинтересовался мной всерьез, у него уже все трещало по швам.
– Марин, пойдешь к ребятам?
– Да без проблем.
Мужик одарил ее прекрасной, расслабленной улыбкой и вытащил из кармана бумажник.
– Спасибо огромное. Я был бы очень рад, если бы вы купили что-нибудь себе и своим друзьям.
Марина вскинула бровь, но в конце концов благодушно приняла купюру. Напор обаяния у мужика был знатный, конечно. Марина аж улыбнулась ему в ответ.
– Пойдем погуляем?
– Нет, ты мне сразу скажи, у нас с тобой проблемы какие-то?
Он улыбнулся мне со всей сердечностью, на которую способен американец.
– Никаких. Это скорее предложение. Выгодное.
Лисий, озоновый запах был такой густой, что я чувствовал себя еще пьянее. Лисы дурманят, такая
