Шрифт:
Закладка:
– Моя ставка была другого рода. Красный люкслорд хотел, я не знаю… посмотреть, как сильно он сможет на меня надавить, что ли. Он выставил тебя против… против одного секрета, которым, как ему кажется, я владею.
– Хм-м… Понятно. – Тея наморщила нос, очевидно, поняв, что он не доверит ей более подробного объяснения. – Прости, я сейчас уставшая и не в лучшем виде… И что, тебе уже отдали мои бумаги?
Кип махнул в сторону своего стола, где лежал лист с печатью:
– Я даже успел зарегистрировать их у главного писца. Он сказал, что должен будет послать запрос в посольство аборнейского сатрапа, чтобы удостовериться, что на тебе не висит закладных, но, учитывая, что бумаги подписаны Андроссом Гайлом, он сказал, что не сомневается, что с ними все в порядке. Он уже сделал запись в регистре Хромерии.
Тея сидела, все еще моргая, словно упавший ребенок, который не может решить, больно ему или нет. Что нужно: разреветься или просто встать и пойти дальше?
– Ты меня выиграл? – еще раз переспросила она. – И что… И что ты собираешься со мной делать?
Ее взгляд метнулся к его кровати, потом обратно к его лицу, потом вниз.
– Нет! – воскликнул Кип. – Ты же сама сказала, это для гвардейцев запрещено. Я…
– Для уже принятых в гвардию. Не для стажеров, – тихо отозвалась она. – Пока ты не принес присягу, запретов нет.
Никакая женщина не возьмет Кипа к себе в постель по собственной воле, ради него самого. Его удел – пользоваться услугами комнатной рабыни или проститутки. Он толстый, глупый, некрасивый, бастард, тиреец, полукровка. Он не знает, как разговаривать с девушками, – у других парней это как-то получается, но не у него. Это его единственный шанс. Тея не то чтобы сама вызывалась, но вроде бы он не внушал ей особенного отвращения. Андросс Гайл был прав. Он всегда может дать ей свободу позже. Или, если они оба поступят в Черную гвардию и принесут присягу, на этом все закончится.
В кои-то веки у Кипа будет что-то свое. Он это заслужил! Сколько часов он провел, изучая книги, запоминая колоды и стратегии вместо того, чтобы учиться извлекать цвета. Он ведь знал, что не должен использовать черную колоду для спасения Теи, что нужно придержать эту колоду для самого себя. Ради нее он рискнул собственным будущим! Так что она у него в долгу. Если бы не Кип, она бы сейчас принадлежала Андроссу Гайлу. Он спас ее от этого старого паука! Что плохого, если он взамен рассчитывает на небольшую благодарность?
«Благодарность, вот как? Разве об этом были твои фантазии, Кип?»
Тея положила свою сумку на пол. Ее голос звучал отстраненно, бесстрастно:
– Ты хочешь, чтобы я сперва помылась? Или я могу принести сюда горячей воды, и мы помоемся вместе? Или… прости, Кип, – то есть, мой господин… я просто никогда этого не делала. Мне и в голову… я не ожидала, что моя госпожа меня продаст. Мне казалось, что она имеет на меня… Я… я слишком много говорю, да?
А ведь он фантазировал насчет Теи. И потом чувствовал себя неловко.
Кип обтер лицо полотенцем. Она – рабыня. Это не он продал ее в рабство; просто так обстояло дело. Все это – не его идея; он тоже вынужден платить за то, как обстоят дела. Он не выбирал родиться ублюдком, но ему приходится с этим жить, не так ли? Сколько лет уже он набивает шишки; будет только справедливо, если ему достанется и некоторое вознаграждение. Он это заслужил. К тому же, хоть это и обязанность, это еще не значит, что ей будет с ним плохо. Кип постарается быть с ней ласковым. Он будет о ней заботиться. Он будет обращаться с ней лучше, чем любая рабыня может мечтать.
Тея сглотнула.
– Я еще девственница, но комнатные рабыни говорили при мне о своей работе… более чем достаточно. – Она зарделась. – Мне кажется, я знаю, что надо делать.
Она сглотнула еще раз.
И вообще, даже если он ее освободит – на что она сможет тогда надеяться? Неужели крестьянам настолько уж лучше живется, чем рабам?
Искушение подобно змее, неторопливой и незаметной для глаза.
«Я – черепаха-медведь. Я толстый и нескладный, я посмешище для всех, но по крайней мере я могу быть честен с самим собой. Я хочу взять ее, потому что ужасно боюсь, что мне больше никогда не выпадет шанса затащить кого-нибудь к себе в постель. И я буду с ней добр, потому что не захочу потом чувствовать себя виноватым. Сплошное вранье! “Конечно, я хочу с тобой спать, мой господин. Конечно, ты был со мной ласков. Конечно, это лучше, чем любая девушка могла бы даже надеяться. Конечно, ты самый добрый, самый щедрый, самый замечательный…”»
Если ты не свободна говорить «нет», твое «да» ничего не стоит.
– Я тебя чем-то расстроила? – спросила Тея.
«Она не стала бы так чутко ловить все перепады моего настроения, если бы я не был ее господином, не так ли?»
Тея сглотнула.
– Нам вовсе не обязательно мыться. Я ничего такого не имела в виду… Прошу прощения, я в этих делах ничего не смыслю… Мне нужно просто заткнуться и…
Она скрестила руки и взялась за подол своей юбки. Кип схватил ее за руку прежде, чем она успела обнажиться, останавливая ее. Не обращая внимания на изумленное выражение ее лица, он прошагал к столу, схватил лежавшие там бумаги и протянул ей, не глядя в глаза:
– Вот. Ты свободна. Я не смогу это зарегистрировать, пока из посольства не придет ответ по запросу – я уже пытался. Но в любом случае для меня ты мне не принадлежишь.
Почему-то это прозвучало как-то не так, как надо. Кип снова обтер лицо полотенцем.
– Там, где я вырос, ни у кого не было рабов, так что я не в курсе, как это обычно делается… но я и не хочу узнавать, как это все работает. Сама мысль о том, чтобы принуждать тебя к тому, чтобы… делать все эти вещи, о которых говорил этот мерзкий старик… Я и без того достаточно себя ненавижу.
– У тебя проблемы со сном, верно? – спросила Тея.
– Это-то здесь при чем?
– То есть ты не отрицаешь.
Кип отвел взгляд.
– Мне снятся… плохие сны. – «Плохие сны… и это мягко сказано». – И даже если удается заснуть, утром я чувствую себя еще больше уставшим.
– Отправляйся-ка ты в постель, Кип. Мы поговорим обо всем утром.
– Тея, я серьезно!
– Я тоже. В кровать! – твердо приказала она.
– А я-то думал, что это я здесь хозяин, – сказал Кип.
Он тут же пожалел о своих словах. Впрочем, Тея только рассмеялась и шлепнула его по заднице, хотя ее смех звучал немного громче, чем надо. Очевидно, она чувствовала не меньшее облегчение, чем он сам.
Кип улегся в кровать и – о чудо из чудес! – действительно заснул.
Наутро он чувствовал себя до нелепого хорошо – секунд десять. Он даже поймал себя на том, что напевает.
А
