мерцающей пудры, а на голову опустился парик.

Твила повернулась к зеркалу и не узнала себя. Больше всего ей хотелось снять фальшивые волосы и почесать голову. Когда Ми вышла, она так и сделала. Пряди были подобраны идеально – в тон ее собственным, а сам парик смотрелся настоящим произведением искусства – не из тех, что пылились на полках в лавке госпожи Хэт, а настоящим. Почему-то подлинное качество сразу чувствуется, оно не нуждается в хороводе восковых цветов и блестящих бусинах. Ничего подобного на этом не было. Наверное, поэтому он и выглядел таким натуральным – только мягкие уложенные в высокую прическу локоны, хрупкая, как снежинка, бабочка с бриллиантовыми усиками и пара ниток жемчуга.

Твила снова подняла взгляд на свое отражение, и на этот раз оно совершенно переменилось. Удивительно, как порой одна деталь меняет всю картину: без парика все прочее стало фальшивым и нелепым. Теперь она была прежней Твилой, обряженной в чужие тряпки. Она бы тотчас их стащила, но не решалась… ведь Ми не просто так приходила…

Он вчера ужасно обозлился, увидев, что она натворила. Твила привычно сжалась… однако за вспышкой гнева ничего не последовало. Он привез ее сюда, был добр, внимателен… ну, так, как он может… А потом оставил одну, сказав, что им обоим следует отдохнуть и что ей принесут все необходимое. Ей и принесли, а еще приставили молчаливую Ми, готовую немедленно исполнить любое ее желание. Их у Твилы не нашлось. Вернее, было одно, но единственное, чего ей запрещалось желать, – покидать эти покои…

Комната, в которой ее поселили на сей раз, была просторной и богато убранной. Необъятный шифоньер с кружевными створками, вереницы фарфоровых балерин на каминной полке, кривящихся на странных соседок, – на другом конце мраморной доски примостились три пряхи: одна сучила нить, вторая отмеряла, а третья держала наготове острые ножницы. Еще был круглый стеклянный столик со шкатулкой для рукоделия. Твила так к ней и не прикоснулась, только взглянула через прозрачную крышку: серебряные иголки, ножнички с ручками из слоновой кости, инкрустированные сапфирами шпульки и переливающиеся нитки – такое делают не для работы, а для баловства.

Дальний угол показался в этой комнате самым уютным. Твила поправила краешек ковра, чтобы не топорщился, и, устроившись там, принялась ждать.

* * *

Если в мире существует совершенство, то они с Лавандой его сегодня видели. К их приезду дом № 1 по Деловому переулку был полностью готов к приему гостей.

Хозяйка лично вышла встретить их на крыльцо, похожая на античную статую в своем нарочито безыскусном белом платье с завышенной талией. Фуксия догадалась: это чтобы подчеркнуть контраст с завтрашним нарядом. Cама она уже окончательно выбилась из сил. За время пути ей пришлось несколько раз останавливаться и присаживаться на сундучок, чтобы перевести дыхание. И все это под недовольные взгляды Лаванды и многозначительное хлопанье дверцей. На место она прибыла красная и пыхтящая, зато сестра выпорхнула из портшеза свежим мотыльком.

Поднимаясь на крыльцо, к поджидающей их Эмеральде, Фуксия чувствовала себя смиренной просительницей, пришедшей в храм верховной жрицы. В некотором роде так оно и было.

Эмеральда, как всегда, была воплощенная элегантность. Она протянула руки каждой из них по очереди (начиная, разумеется, с Лаванды) и поцеловала воздух возле щеки:

– О, любезная Лаванда, я счастлива, что вы сумели довести свой внешний вид до уровня, позволяющего присутствовать на моем скромном обеде. Фуксия, вы день ото дня все прелестнее. Уверена, найдутся молодые люди, которым ваш наряд не навеет ассоциаций с цыплятами…

Потом их проводили внутрь. Там все сияло чистотой и благоухало ирисами. Перила лестницы, ведущей на второй этаж, были натерты пчелиным воском и увиты лентами, а прямо напротив входа располагался постамент с роскошным креслом. Массивные золоченые ножки, внушительные подлокотники и высокая спинка.

Эмеральда перехватила взгляд:

– О, мне так совестно, но в последние дни я чувствую недомогание, которое, боюсь, не позволит мне встречать гостей стоя. Вы не представляете, как непросто найти в наши дни обыкновенный стул; это все, что удалось раздобыть в последний момент.

Фуксия представила Эмеральду сидящей в этом кресле: как она благосклонно кивает каждому входящему и протягивает руку для поцелуя, и поняла, что та будет похожа на королеву, восседающую на троне.

– Вы, верно, утомились и проголодались за время дороги. Легкий ужин уже ждет вас. Прошу за мной.

Проходя мимо кресла, Фуксия заметила на подлокотнике сбоку фирменный знак столярной мастерской, изготавливающей эксклюзивную мебель на заказ. Очередь к ним расписана на месяцы вперед. В последний момент, значит?

К лестнице они подошли кружным путем – мимо приоткрытой двери салона. В его центре виднелась некая конструкция, прикрытая шторками, а напротив стояли два стула, как в театре. Они с Лавандой тут же вперились в шторки взглядами, но Эмеральда с самым безразличным видом прошествовала мимо. Они разочарованно переглянулись: демонстрация явно откладывалась на более позднее время.

Ужин проходил в изящной и непринужденной манере. Эмеральда услаждала их умы светской беседой, а тела – мерлангом[37], запеченным под хлебными крошками. С радушием, продиктованным истинной добротой, она предлагала им отведать ту или иную закуску и настояла на двойной порции десерта, в своей невинности не замечая их нетерпения. У Фуксии кусок в горло не лез, она отвечала невпопад. К счастью, хозяйка этого совершенно не замечала. Ну или же воспитание не позволяло ей указывать на соответствующие промахи. К концу ужина они с Лавандой готовы были умолять ее показать наряд.

Наконец, под нажимом нестерпимого любопытства, а также туфельки Лаванды под столом, Фуксия открыла рот, чтобы осведомиться об интересующем предмете. Но тут Эмеральда бросила взгляд на часы и поспешно объявила об окончании ужина, после чего рассыпалась в деликатнейших извинениях за его позднее завершение («Единственным оправданием мне служит в высшей степени приятная и утонченная компания, в которой я напрочь забыла о времени и всем прочем»). Они с Лавандой многозначительно переглянулись.

Эмеральда позвонила в колокольчик и велела пришедшей на зов Габриэлле убрать со стола, а затем проводить гостей в отведенные покои. Закончив с распоряжением, она поднялась и с самым безмятежным видом пожелала им доброй ночи.

– Погодите, госпожа Бэж! – Фуксия вскочила так резко, что едва не опрокинула стул. – И что же, это все?

– А что? Что такое?

– Ну как же… – Лаванда порылась в сумочке и протянула ей приглашение, подчеркнув ногтем то место, где приводилось главное преимущество почетных гостей.

– О Боже! – Эмеральда хлопнула себя по лбу. – Прошу меня извинить, милые дамы. Сегодня я сама забывчивость: видимо,