на глазах я снова исчезну! Не, думаю, ну его нафиг — и двинул наискосок. Машин на дорогах ноль, водители транспортных организаций медкомиссию ещё не прошли. Тут меня с обеих сторон братья Музыки плавнено обтекают. Ведро при них с кисточками и тот самый разноцеветный резиновый мяч в сеточке. Поравнялся со мной Быш — я ему вопрос на засыпку:

— А это зачем: поляну разметить, или счёт на табло написать?

Он:

— Ты про кисточки? Нет, мы идём тебе помогать. А мяч взяли на всякий случай. Вдруг, там у вас футбольное поле есть? Можно заодно и сыграть…

Тут я удивился по-настоящему: никого из пацанов не просил, а они как сговорились. С Погребняками всё ясно: тёть Зоя поставила под ружьё. У Григорьева свой интерес. Пока ровно три экземпляра газеты с мясом не вырвет, не отойдёт ни на шаг. А Музыкам что за прычина, как будто и не хохлы?

Дед сразу на мелюзгу внимание обратил:

— Куда, — мол, — на баловство?

— Не, — хором ответили Овцы, — мы эта… работать!

— Ну, добре…

Двинулись по ближней обочине, чтоб обойти топкое место. В воздухе плыл устоявшийся запах свекольных выжимок. Ну, ничего, скоро уже плиточники доберутся до мочаков.

По той стороне улицы люди страются не ходить: акации растут, матереют, разрастаются вширину, и тропинка всё больше жмётся к заборам. Колючки на ней запорошены пылью, гавкучие псы кажут зубы из-под калиток. А инструменты в дедовом ящике громыхают! Как будто специально поддразнивают.

— Ну как тебе второй тайм?

Быш не был бы Бышем, если бы умолчал о футболе. Но как-то он это сказал… без присущего энтузиазма. Я даже заволновался:

— Нешто пробздели?

Лучше бы позже спросил, один на один. Услышали Музычата и хором, наперебой, начали отвечать. Один забегает вперёд, чтоб на себе показать, как прыгал вратарь Радаев и почему не достал плюху Мадьяра. Другой мне:

— Вот так встань! Ты Сабо, я Кипиани. Гля какой финт!

Я толком ещё не просеял словесную шелуху, а он что-то пяткой изобразил — и мимо меня:

— Видел как ловко?

— Видеть-то видел, только с какой стати наш футболист обвёл игрока из своей команды?

Резонный вопрос был почему-то встречен взрывами хохота.

— Тише! — с полоборота рявкнул Валерка, — люди ещё спят!

Сасик вдогонку:

— Вы чё⁈

Идёт атаман, важный-преважный. Кренится над рулём, будто согнутый лом проглотил. Не упускает бразды правления. Младший Погребняков рядом. Заглядывает брату в глаза. Ждёт похвалы.

Мишка Быш придержал меня за руку, выждал, пока кавалькада достаточно отдалится и мрачно спросил:

— Он что, ненормальный? Кто ж в это время спит?

Потом поянил:

— Сабо не наш футболист, просто однофамилец. Нашего Сабо Йожеф зовут, а того что за венгров играл — Ференц…

Короче, за сорок шагов, он мне всё коротко изложил. Выиграли наши. Счёт: 2:1. Фёдоров и Гуцаев в первом тайме забили по банке, пока шла программа «Время», а во втором тайме вся наша команда в обороне отсиживалась.

— Лучше бы в записи показали, — сетовал Мишка, — из Киева в сборной вообще никого не было…

В том, как я понял, и была основная причина его пессимизма.

* * *

Главный учебный корпус от нашего филиала наискосок, через дорогу. Грузовые машины в этом квартале не ездят. Только автобус «двойка» да фургоны на конной тяге. Их тут богато. В самом торце пустыря, куда мы с Босярой ходили махаться, со школой граничит хоздвор Горторга. Лошади там отдыхают после рабочего дня. А что там конкретно есть и где оно расположено, не видел, не буду врать. Забор по меже без выступов и щелей, да настолько высокий, что не залезть. Пробовал глянуть со стороны улицы — охранник от ворот развернул: «Нечего тут!» Может, то вовсе и не забор, а капитальная стенка какой-то деревянной постройки?

Даже Быш удивился. Оно и понятно: где он в том Киеве видел заборы из досок, набитых крест-накрест, как минимум, в три ряда? Подошёл, руками потрогал:

— Ни фига себе — сороковка! Нам бы таких штуки четыре, мы бы сарайку достроили.

Такого добра у меня навалом. Не менее четверти куба на дороге насобирал. Едет, к примеру, по улице бортовая машина с досками, а напротив нашей калитки ямка и два ухаба. Груз в кузове пружинит, подпрыгивает, и нижняя ветка ореха как ладошкой сметает всё, что плохо лежит. Дотошный водитель вылезет из кабины, всё подберёт, или нас попросит помочь. А торопыга глаза вылупит и прёт себе по непаханному, только газку поддаёт.

Орех что? Основная засада возле смолы. Там под лужей яма на яме. За радужными разводами хрена с два чего разглядишь. Где-то посередине и начинается доскопад. Это уже добыча. В такую лужу никакой шофёр не полезет, да и нас не станет просить.

Насчёт сороковки у меня туговато. Серьёзную древесину возят лесовозы в пакетах. Оттуда не выпадет. Но на сарайку и двадцатка сойдёт. Решил я семье Музыченко помочь. Трофейными досками поделиться. Хотел Быша оповестить, только куда там! Далековато мы оторвались от своих. Короткой дорогой пошли.

— Шо, байстрюки, опять? Каникулы вам не каникулы, и места другого нет? — с порога своей мастерской заголосил «трудовик».

Мишка интуитивно напрягся. А на словах: «Вот я сейчас кого-то налажу дрючком!» вообще собрался бежать. И убежал бы, да я за руку ухватил, и дед во-время подоспел:

— Не ругайся, Юрий Иванович, это тоже мои. Красить пришли. Шкодить не будут.

— Красить? Не много ли маляров на какой-то десяток парт? — с сарказмом спросил трудовик, и продолжил таким же тоном, каким только что обещал «кого-то наладить дрючком». — Ну, не беда, я вам сегодня всем работёнку найду! Вы двое, и ты, — указательный палец, поросший у сгиба рыжим налётом, чиркнул по нам с Бышем и замер на груди атамана, — в библиотеку!

— А можно