Растолкали кой-как. Сижу за столом, завтракаю, а душою ещё там. И досада прёт из-под спуда. Так лихо у меня получалось! Это ж придётся теперь всё без валика перекрашивать! А жальче того то, что со дня окончания школы, мы — одноклассники — ни единого разу не собрались хотя бы в усечённом составе. Всё вроде бы как у людей. Был наш 10-й «б», при старосте, при комсомольском активе.

«Ашников» рвали, как Тузик грелку в учёбе и спорте. Девчонок не давали в обиду. Особенно рейтинговых. А вот отзвучали аккорды последнего вальса — всем как-то по барабану. Хоть замуж за врага выходи! Разъехались, разбрелись. Где наш комсорг, профорг? Где прочий актив? Другие же как-то находят возможность. Раз в десять — пятнадцать лет созваниваются, списываются. Я ж в своей жизни больше встречал космонавтов, чем одноклассников…

— Квёлый сегодня Сашка. Чи приболел?

Я поднял глаза на бабушку и отшутился фразой, которая в этом времени ещё не звучала:

— Что ж вы меня, поднять-то подняли, а разбудить забыли?

— От я, в другой раз, кого-то водой окачу, — беззлобно сказал дед…

За стеклом самодельного почтового ящика лежали газеты. Те, самые номера, которых я вчера не дождался! «Правда» и «Сельская жизнь». Когда их занесла почтальонка, не слышал даже Мухтар.

— Куды⁈ — осадил меня дед, — Газеты Акимовна заберёть. А если забудет, так до обеда не украдут. Ты калитку поширше открой, и крепче держи!

Чудная грамматика в нынешних стариков. Окончания на «ит» и на «ет» произносятся с мягким знаком, а всё, что на «ут» почему-то в конце не смягчается, это для них не по фэншую.

Растянутая на максимум, поскрипывает пружина. Громоздкий нынче велосипед. На багажнике ящик с плотницким инструментом. К раме с обеих сторон привязаны по доске. А ещё на руле ведро с кистями для побелки-покраски. Мамка второе сняла. С ним вообще не крутится руль, в калитку не вырулить.

За двором картина ещё та: Григорьев с Погребняками режется в ножички. Витёк с атаманом не особо-то ладит за «Казию», а тут — голова к голове — будто и нет кулаков. Давненько сидят. Валерка уже втыкает с носа, остальные не знаю, их очередь ещё не дошла. Увидели нас, со старшими поздоровались в голос, мне подмигнули, следом пошли.

Возле путей дед сигарет да спичек хватился: «От горе, наверно на верстаке выложил». Расстроился, не сказать. Пока по карманам хлопал, чуть велик не уронил, не пустил его по наклонной. Хорошо хоть, Валерка перехватил, взялся за руль:

— А можно, я велосипед за рельсы перенесу?

Дед заценил его с головы до ног, сбил на затылок шляпу:

— Да ну! Тяжко тебе будет!

— Нас же трое. Можем довести и до школы.

— Вам-то туда зачем?

— Другу-товарищу помогать! — И кисточку флейц из запазухи достаёт.

— О! — встрепенулся дед. — Сашка! Одна нога здесь, другая там! Слетай, пока мы далеко не ушли. Возьмёшь там, на верстаке, початую пачку «Примы» и два коробка спичек.

С такой ходовой? Да на раз!

Я по газам. Бегу, а сам себе думаю: с Витькой всё ясно, газета ему нужна. Но что за причина сподвигла нашего атамана подняться в такую рань? Чай не рыбалка…

— Что ты как чуня расхристанный весь?

Бабушке в руки не попадайся, если куда-то спешишь. Поймала, неуловимым движением вправила на место рубаху, что вылезла из штанов. Это её фишка. Последний раз она меня так останавливала, когда мне уже было под тридцать: раз, и свободен. Старенькая уже, зрение ни в дугу, а углядела, что «заячий хвостик» выглядывает из-под ремня.

Тогда это расстрогало, сейчас же, наоборот, вызвало активный протест:

— Ну, ба-абушка! Я же бежал!

— Куды ж это ты бежал?

— Дед сигареты где-то заныкал. Я глянул — в сарае нет.

— А голову свою он не заныкал? Я же ему сказала: цыгарки в ведре. Три раза напоминала — и как об стенку горохом…

Зря только слетал. Всё наперекосяк: покуда я с бабушкой лясы точил, железку на всю длину маневровым поездом затянуло. Стою, жду. Размышляю о том о сём. И тут на меня снизошло. Вспомнил я побудительную причину, что заставила нашего атамана подняться в такую рань, чтобы за просто так, впахивать по жаре. Кто это может быть, если не тётя Зоя?

Стряслась как-то нужда везти старшего брата в Краснодар на обследование. Я по-соседски к отпускнику: так, мол, и так. Валерка тогда ещё в море ходил на Дальнем Востоке. Разговаривал громко, как все механики.

— Нет, — говорит, — сегодня никак не могу. Если б ты раньше сказал, можно было бы что-нибудь скорректировать.

Я со двора, тёть Зоя к нему: кто приходил, да зачем? Как итог, не успел я вернуться домой, Валерка в калитку стучит:

— Машина готова, поехали!

Какой там, у Погребняков был разговор, догадаться немудрено:

— Тебя же друг попросил! Ты вон, блукаешь по кораблям. Нет чтоб, как добрые люди, матерь свою досмотреть. Кто, в случай чего скорую помощь вызовет, если не Сашка? Мало нас, старых соседей, осталось на улице: он, я, да Логачёва Валька…

Такие они, люди старой закалки. Строя дом, выбирали соседей.

Потому, что хороший сосед поможет всегда.

Догнал я свою бригаду, не доходя перекрёстка, где месяц назад скоропостижно помер, чтобы начать новую старую жизнь. Братья Погребняки с двух сторон оцепили велосипед. Витька Григорьев подталкивает его за багажник. Рулят с мочаков на дорогу. Дед, как положено бригадиру, держится позади. Цыгарка в зубах искрит да постреливает, но в нужный момент готов подхватить груз с любой стороны. Мамка рядом, она в ответе за всех.

Ступил я на будущий переход и оцепенел. Будто меня током шарахнуло: вдруг где-то здесь портал? Какая поднимется кутерьма, если у всех