— А это, — Нургл даже слегка поморщился, — Да свободен я, теперь могу воссоединиться со своей основной частью. Поле того как ты уничтожил мой сад, теперь меня здесь ничего не держит. Проклятая планета, ненавижу её.

— Чем же?

— Мои браться весело проводят время на поверхности, а меня, великого Нургла, упрятали в эти подземелья, будто стесняются меня, а ведь именно благодаря мне здесь стала возможна жизнь. Именно я проделал большую часть работы, и чем же они мне за это отплатили, упрятали в эту дыру. Видите ли, я не совсем гожусь для создания положительного имиджа у смертных, — повторил он чьи-то слова, сменив интонацию. Похоже, богу или, его частице, давно всё накипело и хотелось излить душу.

— А что ты сам тогда свой сад не уничтожил.

— Понимаешь, Пол, есть определённые правила, которые мы не можем нарушить. Взяв под опеку это место, мы уже не можем самостоятельно выйти из игры. Да и сдаваться мы не привыкли. Бог может проиграть, но сдаться — никогда. А так, получается, что я и ни при чём, смертные сами мой сад развалили, теперь мои братцы будут вечно бодаться лбами, но без меня.

Я оклемался настолько, что смог подняться на ноги. Прочнейший адамантий был весь во вмятинах. Попытка поднять забрало не привела к успеху, его заклинило, шлем тоже был сильно помят. Наверно меня придётся вырезать пространственным копьём. Я пришёл в ужас, понимая, каким образом мне придётся выбираться из своей собственной брони.

— Раз уж ты раздумал меня убивать, то о каком даре идёт речь?

Нургл протянул мне руку раскрытой ладонью вверх. Его ладонь вспучилась, загноилась и лопнула. В образовавшейся язве было громадное семечко.

— Это последнее семя того дерева, которое ты уничтожил. Съешь его и обретёшь невиданную мощь. Посади его на поверхность и всё население планеты подчинится тебе.

— Или тебе. Полтора года назад на поверхности в морге со мной произошёл странный инцидент с восставшими мертвецами. Это твои проделки?

— Угу. Хотел посмотреть, на что ты способен.

— Уже тогда мы попали под твоё внимание. И всё ради того, чтобы я оказался здесь и сейчас, — я протянул руку и взял семечко с его ладони. — А знаешь, что я думаю обо всём этом? Если правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его.

Я бросил семечко на пол и наступил на него адамантиевой стопой, во все стороны брызнула мякоть от раздавленного семечка.

— Ах ты! Да как ты посмел, жалкий смертный, — бог рассвирепел.

Нургл ударил кулаком в то место, где я только что стоял. На том месте образовалась глубокая вмятина. Но я почувствовал, что его силы утекают. Скорость удара стала значительно медленнее. Именно семечко было источником его силы в этом месте, а не сад и демоническое древо. Теперь его первый и последний «храм» был уничтожен.

— Мальчики, фас, — громко крикнул я и из земли вынырнули два зелёных колобка. В полёте они развернулись в Бипу и Бопу.

— УРА-А-А-А-А, — кричал один.

— Щас похаваем, — кричал второй.

Приземлившись на Нургла, они сразу же вгрызлись в его разлагающуюся плоть, столь приятную и желанную для двух братьев-падальщиков. Нургл выдирал братьев из себя и пытался расплющить об пол. У него это получалось, он плющил мутантов до состояния блина, но потом они будто воздушные шарики надувались, возвращая себе прежние формы. Нургл попытался разорвать одного поперёк, взяв за морду и низ туловища, но тот вытянулся, словно жевательная резинка. Пока бог рвал одного брата, второй отгрыз богу руку и пару раз отбросил хвост. У Нургла уже не хватало сил, чтобы регенерировать. Бипа и Бопа обожали людей, любили людей, но всё, что не принадлежало к роду человеческому даже отдалённо, истребляли не задумываясь. Их поведение, которое показалось мне странным, когда они впервые оказались в подземных джунглях, легко объяснялось с точки зрения эволюции. Согласно заложенной в них генетической программе они создавали для человека более благоприятные условия, уничтожая всех хищников. А об неуязвимости Бипы и Бопы можно слагать легенды, как там говорил Лургн, или теперь уже Нургл: «Симфонию с эволюционной точки зрения». Вот сейчас эта симфония быстро его пожирала. Через полчаса от громадного тела Нургла осталась только куча отброшенных хвостов.

— Ну как, наелись? — спросил я у двух подкатившихся ко мне колобков. Последние хвосты они отбрасывать не стали, а тащили, помогая при этом друг другу.

— ИК, ещё как, — сказал один и рухнул на пол.

— Я обкушался, — заявил второй и также принял горизонтальное положение.

Братья изображали балласт, при этом довольно почёсывали свои животики. Все монстры, видевшие разборку Бипы и Бопы с богом, обтекали нас метров за сто.

— Ну что ребят, пойдём домой?

— Угу. Сейчас.

— Только отдохнём. Пять минут.

Год назад, с тремя голосами против двух Ло стала трибун-диктатором. Мне казалось это правильным. И первое, что она приказала, нет, не помощь всем нуждающимся мутантам и изгоям, а … ну, в общем, неудобный тогда получился разговор на совещании:

— Пол-сама, представь меня трибунату.

— Дамы и господа, позвольте представить сиятельную, лучезарную, красивейшую, величайшую и первую среди равных трибун-диктатора Ло-чан.

— Умнейшую забыл, — хмыкнула Ло.

— Не забыл.

— Но, но, но! — Ло подошла ко мне и помахала перед моим лицом веером, — восстанием попахивает.

— Трибун-диктатор, трибунат ждёт ваших приказов, — выдавил из себя я, уже сомневаясь в правильности своего решения.

— Ах, да. Первым делом хочу трон такой величественный, чтобы у него из спины лучики солнца торчали. Чтобы вот все знали, что я тут главная.

— Так, трон, ещё приказы будут? — сказал Гера, записывающий всё, что говорит Ло.

— Будут, теперь ты, Гера-кун, будешь делить со мной ложе ночью по чётным датам, а вы Пол-сама, по нечётным. А ты! — Ло-чан указала пальцем на Диту.

— Неужели по выходным? Я могу вообще когда тебе захочется, и даже прямо здесь и на людях, — Дита в общем-то сильно соскучилась по Ло, и своего энтузиазма не скрывала.

— Нет. Ты будешь смотреть на наш грязный разврат, и лить слёзы от зависти и сопли от обиды.

— А я? Что буду делать я? Можно мне хотя бы посмотреть? Я тоже могу лить слёзы с соплями, и даже описаться от страха.

— Нет сэмпай, у тебя много работы.

— Ну вот, как всегда всё веселье мимо меня.

Благо этот разврат продолжался не очень долго, во-первых, у нас у всех было очень много работы, да так, что один трибуны не видели друг друга неделями, а во-вторых, в какой-то момент Дите просто надоело быть пассивным наблюдателем и она начала ржать над нами как