Одна девушка подошла к зарешеченному окну рядом, а другие сестры стояли поодаль. Мариана не улыбалась, лишь взглянула на меня как на незнакомца, которым я и был на самом деле.

Я представился и на ломаном португальском объяснил, что являюсь ее дядей. Мариана не подошла ближе. Тогда я заплакал, это были слезы облегчения, но они не произвели на нее впечатления. Она смотрела на меня с жалостью, как будто я был странным существом, которое она не могла понять. Присмотревшись, я понял, что несмотря на молодость, на ее лице есть явственный отпечаток тяжелой жизни. Мне было больно думать о том, скольких она потеряла и как жестоко с ними обошлись.

Я сказал, что наша семья богата и что она ни в чем не будет нуждаться.

– Я знаю твоего отца, – наконец сказал я, и она застыла. – Я хочу вернуть тебе нечто особенное, то, что принадлежит только тебе.

Когда Мариана заговорила, ее голос звучал отстраненно, но без упрека:

– Ereiout, ты пришел. Ты тот самый человек, который бросил мою мать. Она сказала мне, что однажды ты можешь вернуться.

Я достал из кармана изумруд и передал ей камень. Она подняла его, чтобы рассмотреть на свету. Когда она повертела его в пальцах, зеленые отблески ярко засверкали на белых стенах.

Мариана протянула руку и вернула мне камень:

– Вы можете идти, господин. Спасибо за ваш визит.

– Это твое наследие, – возразил я. – Он родом из твоей родной страны, земли, где ты родилась. Он принадлежал твоей матери. Теперь он принадлежит тебе. Это… настоящее сокровище.

– Обладание этой безделушкой заставит меня вспомнить о большом несчастье. Я не забочусь о земных благах, о той жизни, которой жила раньше. Теперь я живу ради служения нашему Святому Отцу.

– То был мой долг – доставить его тебе, – произнес я. – Ты можешь поступать с ним по своему усмотрению.

Я еще раз передал ей изумруд и отошел. Я попрощался с ней, но понял, что она больше не хотела меня видеть. Она выглядела словно королева, изгонявшая недостойного подданного.

Не говоря больше ни слова, она подняла изумруд и бросила его на каменный пол рядом с моими ногами с такой силой, что камень раскололся на части. Затем она отвернулась от меня и более не оглядывалась. Я подобрал несколько крупных осколков и сунул их в карман.

Простившись с ней, я был охвачен печалью и в спешке покинул монастырь. По дороге от монастыря ко мне тянулись руки нищих, как молодых матерей, так и стариков. Я раздал им все, что осталось от изумруда, не слушая их благодарностей.

Мне было невыносимо видеть эти осколки. Даже прекрасный цвет, его яркость, мерцающая передо мной, как злой дух, не таила в себе соблазна. Драгоценный камень, ради которого многие бы рискнули жизнью, для меня означал лишь страдания. Как изумруд напоминал о плохом Мариане, так и во мне будил воспоминания обо всем, чем я когда-то обладал и потерял. Изумруд оказался невезучим, проклятым, как нас когда-то предупреждали.

Таким образом, камень, путешествовавший по морям, был уничтожен руками его истинной владелицы. Я не виню ее, зная, сколько горя она познала в короткой жизни, полной большего ужаса, чем я когда-либо узнаю.

Я вернулся в монастырь в последний раз и попросил разрешения поговорить с настоятельницей. Я пообещал прислать деньги для Марианы, но настоял на том, чтобы мои пожертвования оставались безымянными.

Теперь я выполнил обещание, данное Мадлен, и поспешил вернуться во Францию. Я не знал, сможет ли она снова полюбить меня, но молился, чтобы время притупило ее гнев. Даже мой брат не мог помешать мне жениться на ней, если бы она того захотела.

Но этому не суждено было сбыться. Не успел я вернуться в Париж, как узнал ужасную новость. Мадлен была мертва. Боль обрушилась на меня, как удар огромного камня, а затем впилась в кожу с силой тысячи кинжалов.

Но когда я поговорил с мадам де… и она рассказала, как умерла моя Мадлен, мой гнев стал таким, что я не могу описать. Мадам де… поведала мне, что Мадлен написала королеве-матери о замыслах моего брата против короля. Мадам де… утверждала, что судороги, приведшие к смерти Мадлен, были вызваны ядом в конфетах, замаскированных под подарок от Федерико!

Я пошел на встречу с братом и рассказал ему о своем путешествии. Оставив в стороне то, что, по моему мнению, произошло с моей возлюбленной, я спросил, правдивы ли слухи, которые я слышал в таверне.

Все, что он сказал, было:

– У тебя нет доказательств. Где изумруд? Разве не за этим ты здесь? Я требую то, что принадлежит мне по праву.

– Ты получишь все, что тебе принадлежит, брат, – сказал я.

Я попросил аудиенции у королевы-матери и, когда она отпустила своих охранников, рассказал ей о том, что подслушал в Лиссабоне. С мрачным видом она сообщила, что когда-то очень уважала моего брата. Но теперь признала слухи о Федерико правдивыми и заверила меня, что я не должен беспокоиться о безопасности ее сына-короля. Королева-мать поблагодарила меня за честность и выразила намерение выполнить любую мою разумную просьбу.

И благочестивая королева одобрила мое желание наказать Федерико соразмерно тем злодеяниям, которые он совершил на земле.

Я объяснил свое желание сохранить репутацию фамилии Фальконе, чтобы дети наших детей помнили нас без пятна предательства, которое наложил на нас один из членов семьи. И спросил ее, нужно ли сжигать весь фруктовый сад из-за одного гнилого яблока? Я поблагодарил ее за благословения, которыми она нас одарила, и заверил, что жизнь в качестве ее верноподданного была для меня самым большим источником гордости.

А потом, хотя я должен был уйти, она велела мне задержаться и начала говорить о Мадлен. Королева сказала мне, что ум и доброта Мадлен выделяли ее среди прочих дам. Все это мне было известно.

Затем королева-мать вручила мне величайшее сокровище, которым я когда-либо обладал, стоимостью в несметное количество изумрудов. Она рассказала мне, что за годы, прошедшие после смерти ее мужа, Мадлен отвергла многих поклонников и призналась ей, что любит только одного мужчину.

– Я без сомнения знаю, – сказала королева-мать, – что она имела в виду вас.

Я увидел на ее лице страдание, потому что, полагаю, ей было грустно наблюдать за моим уходом, и еще больше – из-за того ужасного предательства, о котором она узнала. Королева покачала головой:

– Сын мой,