– Значит, ко мне возвращается память, – говорю. – Я вспоминаю слова и предметы.

– Кажется, да, – говорит она. – Попробуем задание на понимание текста?

– Конечно, – соглашаюсь я.

Она дает мне тонкую брошюру. В первом параграфе история о двух мальчиках, которые играют в мяч. Слова простые; я читаю вслух, как она попросила, и вдруг ощущаю, будто во мне два человека – оба видят одни и те же слова, но понимают их по-разному. Я останавливаюсь на полуслове.

– Что такое? – спрашивает она после недолгого молчания.

– Я… не знаю… – говорю я. – Забавно…

Забавно не в смысле «смешно», а в смысле «странно». Один человек во мне понял, что Тим сердится на Билла за то, что тот сломал его биту и не признается; второй человек думает, что Тим сердится на отца за то, что тот подарил ему эту биту. Под текстом вопрос – почему Тим сердится. Я не знаю ответа. Я не уверен, какой ответ правильный.

Пытаюсь объяснить свои сомнения психологу.

– Тим не хотел биту на день рождения, он хотел велосипед. Он может сердиться на это или на то, что Билл сломал биту, которую подарил отец. Я не знаю, какой вариант правильный, думаю, в тексте недостаточно информации.

Она смотрит в брошюру,

– Хм, в ответах написано, что правильный вариант – «С», но я понимаю ваши сомнения. Прекрасно, Лу. Вы уловили тонкий нюанс человеческих переживаний. Давайте попробуем еще.

Я мотаю головой.

– Мне нужно подумать, – говорю я. – Я не понимаю, кто из этих двух новый!

– Но, Лу… – начинает она.

– Прошу прощения! – Я рывком отодвигаюсь от стола и встаю. Я знаю, что это невежливо; я знаю, что это необходимо. На мгновение комната кажется светлее, контуры предметов будто очерчены светящимися линиями. Трудно определить их границы – я врезаюсь в стол. Свет меркнет, яркие контуры расплываются. Я теряю равновесие, твердую почву под ногами… и вот я на корточках на полу, держусь рукой за край стола.

Стол прочный; столешница не деревянная – какая-то смесь материалов под дерево. Глаза видят деревянную поверхность, а рука ощущает не деревянную текстуру. Я слышу, как гоняют воздух вентиляторы, слышу, как втягиваю воздух я сам, как бьется сердце – жгутики в ушах (откуда я это знаю?) шевелятся от звуковых волн. На меня обрушиваются запахи: собственный едкий пот, средство, которым мыли пол, сладкий аромат косметики Дженис.

Так было, когда я только очнулся. Я вспомнил, как, пробудившись, потонул в потоке ощущений, не в силах найти почву или свободно передвигаться, перегруженный информацией. Помню, как часами силился осознать закономерности – свет и тьма, цвет и чернота, звуки, вкусы, текстуры…

На полу виниловая плитка, бледно-серая с темно-серыми крапинками; стол со столешницей из искусственного дерева; мой тапок, который я разглядываю; сморгнув, отвлекаюсь от стройного узора переплетений пряжи и вновь вижу тапок, а под ним пол. Я в комнате для занятий. Я Лу Арриндейл, который раньше был Лу Арриндейлом-аутистом, а теперь я неизвестный мне Лу Арриндейл. Моя нога на полу, пол на фундаменте, фундамент на земле, земля на поверхности планеты, планета в солнечной системе, солнечная система в галактике, галактика во Вселенной, Вселенная в Божественном сознании.

Поднимаю глаза и вижу: пол перетекает в стену, он колеблется, затем выравнивается, теперь он ровный настолько, насколько ровным его сделали строители. Не идеально ровный, но так принято считать. Я пытаюсь не видеть кривизны. Такой пол называется ровным. Ровность – понятие не абсолютное: пол достаточно ровный.

– Вам нехорошо? Лу, пожалуйста, ответьте!

Мне достаточно хорошо.

– Все в порядке, – говорю я Дженис.

Не все, но достаточно… У нее испуганный вид. Я ее напугал. Я не хотел ее пугать. Когда кого-то пугаешь, нужно успокоить.

– Простите, – говорю я. – Накатило что-то.

Она немного успокаивается. Я распрямляюсь, встаю. Стены еще не очень прямые, но уже достаточно.

Я тоже уже достаточно Лу. Лу из прошлого и Лу из настоящего. Лу из прошлого предлагает мне опыт, накопленный годами, который не всегда поддавался его пониманию, а Лу из настоящего оценивает его, ищет объяснение, пересматривает. Во мне сейчас оба Лу, точнее, я сейчас и тот и другой Лу сразу.

– Мне нужно побыть одному, – говорю я Дженис.

Она опять волнуется. Она беспокоится обо мне и еще почему-то мной недовольна.

– Вам нужно общаться, – говорит она.

– Я знаю, – говорю. – Но я общаюсь часами. Сейчас мне нужно побыть одному и понять, что произошло.

– Поговорите со мной, Лу! Что сейчас случилось?

– Не могу, – говорю я. – Мне нужно время.

Шагаю к двери. Когда я прохожу мимо стола, тот меняет форму, тело Дженис тоже; стены и дверные косяки грозят упасть на меня, качаются, как пьяницы в комедии. Где я их видел? Откуда я это знаю? Смогу ли я вспомнить и справиться с полом, который не совсем ровный, а лишь достаточно? Я делаю усилие, и стены с дверью выравниваются, тягучий стол вновь становится квадратным, как ему и положено.

– Но, Лу, если у вас проблемы с восприятием сенсорной информации, возможно, нужно скорректировать дозировку…

– Все будет хорошо, – говорю я, не оглядываясь. – Мне нужно отдохнуть. – И решающий аргумент: – Мне нужно в туалет.

Я знаю – помню откуда-то, что произошедшее связано с сенсорной интеграцией и визуальной обработкой. Идти странно. Я знаю, что иду, чувствую, как плавно двигаются мои ноги. Но вижу другое – резкие движения, рывки из одного положения в другое. Я слышу шаги, эхо шагов и эхо эха шагов.

Лу из прошлого подсказывает, что так не было – только в раннем детстве. Лу из прошлого помогает сосредоточиться на двери в мужской туалет и зайти в нее, а Лу из настоящего отчаянно перерывает в памяти подслушанные в клинике разговоры и обрывки прочитанных когда-то книг в поисках помощи.

В мужском туалете тише. Тут никого нет. Свет отражается от гладкого белого фарфора и металлических труб и кранов, режет глаза. В дальнем конце две кабинки, захожу в одну и закрываю дверь.

Лу из прошлого замечает плитку на полу, плитку на стенах, хочет посчитать объем комнаты. Лу из настоящего хочет спрятаться туда, где темно и уютно, и не вылезать до завтра.

Сейчас утро. Все еще утро, мы – то есть я – еще не обедал. Постоянство объектов. Мне нужно постоянство объектов. Лу из прошлого читал про это в книге, которую я не помню, но все же помню – что-то всплывает в памяти. У детей нет постоянства объектов, у взрослых есть. Люди, слепые с рождения, чье