Приходят другие люди. Один в белом халате, видел его, не знаю имя, только Доктор. Второй в свитере, много цветов, бежевые штаны.

Амбер говорит: здравствуйте, доктор, тому, что в белом халате. Доктор разговаривает с Амбер, говорит: это его друг из списка посетителей. Амбер смотрит на меня, потом на второго человека. Человек смотрит на меня. Совсем не рад, даже с улыбкой.

Человек говорит, привет, Лу, я Том.

Привет, Том, говорю я. Он не говорит молодец. Вы доктор, говорю я.

Я не такой доктор, говорит Том. Не знаю, что такое не такой доктор.

Амбер говорит, Том в твоем списке посетителей. Ты знал его раньше.

Раньше чего? Том не рад. Том очень грустный.

Не знаю Тома, говорю я. Смотрю на Амбер. Это плохо, что я не знаю Тома?

Ты все забыл? Том спрашивает.

Что я забыл? Вопрос меня волнует. Я знаю то, что знаю. Джим, Салли, Амбер, Доктор, где спальня, где ванная, где едят, где класс.

Ничего, говорит Амбер. Мы потом тебе объясним. Ничего. Все хорошо.

Нам лучше уйти, говорит Доктор. Том и Доктор уходят.

ЧТО Я ЗАБЫЛ?

Амбер выкладывает другой ряд предметов и говорит: повтори.

– Я предупреждала, что слишком рано, – сказала доктор Хендрикс, когда они вышли обратно в коридор. – Говорила, что он вас не узнает.

Том Феннел заглянул в зеркальное стекло. Лу – то, что раньше было Лу – улыбнулся психологу, выбрал кубик и добавил его в ряд, повторяя заданную последовательность. Горе и ярость захлестнули Тома при воспоминании о пустом взгляде Лу, о глупой улыбке, которой сопровождалось «Привет, Том».

– Сейчас не нужно ничего объяснять, это его разволнует, – продолжила доктор Хендрикс. – Он ничего не поймет.

Том, с трудом обретя дар речи, произнес чужим голосом:

– Вы… вы хоть представляете, что наделали? – Том сдерживался изо всех сил, чтобы не задушить эту сволочь, погубившую его друга.

– Да, восстановление идет хорошо! – Доктор Хендрикс была до неприличия довольна собой. – На прошлой неделе он этого всего не мог!

Хорошо, как же! Сидеть и выкладывать ряды кубиков, по мнению Тома, не хорошо. Он-то помнит блестящие способности Лу.

– Но анализ закономерностей был его особым даром!

– В структуре мозга пациента произошли глубокие изменения, – сказала доктор Хендрикс. – До сих пор происходят. Он будто бы откатился назад, во многом став мозгом ребенка. Высокая пластичность, высокая приспосабливаемость.

Тома задел ее самоуверенный тон; она явно не раскаивалась в содеянном.

– Как долго он будет восстанавливаться? – спросил Том.

Хендрикс помолчала – с таким же успехом могла и плечами пожать, – затем произнесла:

– Мы не знаем. Мы думали, точнее сказать, надеялись, что с сочетанием генных исследований, нанотехнологий и убыстренного роста нейронов стадия восстановления будет короче, как показали эксперименты на животных. Однако человеческий мозг неизмеримо сложнее…

– Это надо было сразу учесть! – перебил Том.

Прозвучало как обвинение, ну и ладно. Интересно, как там остальные. Он попытался вспомнить, сколько человек он видел. В той комнате были еще двое мужчин, тоже с психологами. А остальные как? Том даже имен их не знает.

– Вы правы.

Ее снисходительный тон разозлил его еще больше.

– О чем вы только думали?!

– Мы лишь хотели помочь. Ничего больше. Смотрите. – Хендрикс указала на зеркальное стекло, и Том взглянул.

Человек с лицом Лу – но с другим выражением – выложил готовый ряд кубиков и с улыбкой взглянул на психолога по другую сторону стола. Та что-то сказала, Том не расслышал из-за стекла, но видел, как Лу непринужденно рассмеялся, слегка откинув голову. Это было так не похоже на Лу, так до странного нормально, что у Тома перехватило дыхание.

– Его взаимодействия уже более нормальны. Его хорошо мотивируют социальные сигналы, ему нравится быть с людьми. Прекрасный характер, хоть еще и не развитый. Сенсорное восприятие также пришло в норму; предпочтения в температуре воды и воздуха, текстурах, вкусах и так далее – все в пределах нормы. Языковые навыки улучшаются день ото дня. Мы постепенно понижаем дозы транквилизаторов по мере улучшения.

– Но как же воспоминания?

– Пока неизвестно. Наш опыт в восстановлении утраченных воспоминаний у пациентов с психическими заболеваниями подсказывает, что обе техники, которые мы используем, в той или иной мере успешны. К вашему сведению, мы сохранили некоторую информацию и внедрим ее через какое-то время. На данный момент доступ к воспоминаниям заблокирован с помощью биохимического вещества – не спрашивайте подробностей, это запатентованный метод. В течение последующих недель мы начнем их постепенно возвращать. Но не раньше того, как убедимся, что процесс восприятия и обработки сенсорной информации полностью налажен.

– Другими словами, вы не уверены, что сможете вернуть ему прежнюю жизнь?

– Нет, но надежда, без сомнения, есть. Люди иногда теряют память в результате несчастного случая.

«То, что они сделали с Лу, и есть несчастный случай», – подумал Том. Хендрикс продолжила:

– В конце концов, люди приспосабливаются и ведут нормальную жизнь и без воспоминаний о прошлом при условии, что способны заново освоить необходимые повседневные и социальные навыки.

– А как насчет когнитивных? – Тому удалось произнести это ровным голосом. – Лу был почти гением, а сейчас…

– Ну вряд ли гением, – сказала доктор Хендрикс. – Судя по результатам наших тестов, его показатели сильно выше среднего, так что потеря десяти-двадцати очков не будет угрожать его способности жить самостоятельно. Но гением он, во всяком случае, не был.

Чопорная самоуверенность в ее голосе, холодное безразличие к Лу, которого знал Том, было хуже намеренной жестокости.

– А вы знали его – или кого-нибудь из них – до операции? – спросил Том.

– Нет, разумеется, нет. Мы встречались один раз, но было бы неэтично знакомиться лично. Однако я знакома с их результатами, материалы с собеседований и хранилище воспоминаний находятся у наших психологов, которые занимаются процессом восстановления.

– Он был необыкновенным человеком! – сказал Том. Взглянув в лицо доктора, он увидел лишь гордость за выполненную работу и раздражение на то, что ей помешали. – Надеюсь, он снова им будет!

– По крайней мере, он уже не будет аутистом! – произнесла доктор Хендрикс, будто это был решающий аргумент.

Том открыл было рот, чтобы сказать, что быть аутистом – не самое страшное, но передумал. С такой, как она, спорить бесполезно, особенно здесь и сейчас, а Лу уже не поможешь… Его восстановление целиком зависит от доктора Хендрикс – от этой мысли Тома пробрала дрожь.

– Навестите, когда ему будет лучше, – посоветовала доктор Хендрикс. – Тогда вы оцените