и позволял себе немного гордости. Это его идея – на максимальной скорости с остановками пустить Луноход по лунной пыли для сближения с американским посадочным модулем. Он воображал себе культовую фотографию: первая космонавтка спускается по трапу на Луну, а Луноход героически позирует на дальнем плане. Советская техника уже присутствовала на Луне в месте, куда американцы только-только привели свой корабль; русский исследователь выдвинулся с вахты приветствовать новичков. Габдул сожалел разве только о том, что никому не пришло в голову нарисовать на боку Лунохода большие красные серп и молот.

Снаружи здания, где он работал, большое блюдце спутниковой антенны изменило наклон, ориентируясь на точку юго-восточного горизонта, в которой должна была взойти Луна. Когда месяц в третьей четверти зыбко показался сквозь земную атмосферу, усилители тотчас запульсировали первой порцией команд, и та, отраженная параболической тарелкой, метнулась к Луне. Спустя всего 1,35 секунды слабый сигнал коснулся приемных антенн Лунохода.

Длинная фестончатая остронаправленная антенна его совсем не приняла. Хотя Светлана и сделала все, что было в ее силах, приемник показывал в неверную сторону. Но меньшая малонаправленная антенна оказалась устойчивей. Она кропотливо собрала информацию с Земли и передала команды Луноходу; механический зверь ожил и приготовился к новой охоте.

Девушка-оператор антенны, сидевшая за пультом позади Габдула, нахмурилась. Остронаправленная антенна с регулируемой ориентацией не отреагировала. Еще вчера та работала отлично. Техник послала тестовую команду, чтобы переключить антенну в режим поиска частоты, но ничего не добилась. А без антенны с высоким КУ оставался только ограниченный низкоскоростной канал обмена данными.

Другой специалист рядом с ней тоже встревожился. Новые данные появлялись на экране, и он понимал, что температура куда выше положенного, в паре мест – быстро приближается к предельно допустимым значениям. Оба заговорили одновременно, торопливо излагая свои наблюдения.

Габдул слушал, и его беспокойство росло. Как так вышло, что остронаправленная антенна и температурный контроль сбойнули одновременно? Неужели устроенная Габдулом гонка по ухабистой поверхности что-то нарушила? Команда закопалась в спешно вытащенные чертежи и стала искать потенциальную общую причину неполадок. И, что куда важнее, ее решение. Внутри Лунохода температура угрожающе возрастала.

Инженер-системщик, внимательно проанализировав данные, опознал причину, но она показалась ему бессмысленной:

– Такое впечатление, что панель фотоэлементов перекрывает радиатор, и оттого охлаждения практически никакого. Но у нас же энергия от солнечной панели поступает, значит, она открыта, и дело не в этом. – Он перевел взгляд на Габдула. – А если американцы уже улетели и засыпали нас пылью?

– Они еще несколько часов не улетят, – ответил Габдул. Потом сформулировал донимавший его вопрос: – Неужели наша высокоскоростная гонка или их прогулка по Луне могли вызвать такое накопление пыли?

– Это маловероятно, однако возможно. – Инженер вгляделся в данные. – Но если мы ничего не предпримем в ближайшее время, системы начнут отключаться.

Габдул уставился на свой экран. Маленькая слабонаправленная антенна обеспечивала очень низкое качество связи, изображения обновлялись теперь совсем медленно. Любые дальнейшие действия придется выполнять практически вслепую. Он принял решение и быстро ознакомил с ним команду. Все неохотно кивнули; предложенный Габдулом вариант был рискованным, но, учитывая природу происходящего, игра стоила свеч.

Габдул положил пальцы на рукоятку и начал работу.

* * *

Чад проснулся, но не стал открывать глаза, а прислушался к успокаивающим механическим шумам ЛМ: вентиляторы и насосы поддерживали жизнь в маленьком пузыре атмосферы на Луне. Я будто в материнской утробе и слушаю сердце матери.

Пока он спал в гамаке, с удобством свешиваясь при низкой гравитации, ему приснилась мать; знакомый сон, которого он одновременно хотел и терпеть не мог. Олег, его брат, настаивает на чем-то, мать обрисована блекло, ее голос несет скорей эмоции, чем реальные слова. Они трое в какой-то берлинской комнате. Олег чего-то требует, мать тихо взывает к его осторожности. И даже сейчас, открыв глаза, он продолжал чувствовать успокаивающее воздействие любящего голоса мамы. Как болезненна несправедливость ее потери.

Олег. Что сталось с жестким, решительным старшим братом, о котором он помнил, которого видел во сне? Война и утраты каким-то образом изменили его, размягчили, превратили в монаха. Отца Илариона. Теперь ему угрожают русские, решившие использовать брата как инструмент воздействия на Чада.

Он покосился на часы. Пора вставать.

Он перекатился на плечо и потянулся отдернуть заслонку треугольного иллюминатора, впуская в кабину режущий солнечный свет. Посмотрел на близкий горизонт. Самое странное место из всех, где выпадала работенка. Глянул на космонавтку по диагонали через кабину сверху вниз: та моргнула в ярком свете. Да еще и с женщиной. Хотя она не в моем вкусе.

Движение снаружи привлекло его взгляд. Луноход катился вперед. Под взглядом Чада ровер внезапно остановился, точно операторы по тормозам ударили. Поехал вспять и тут же замер снова. Поднялось и опало облачко пыли.

Он хмыкнул. Умницы русские. Они каким-то образом сохранили связь с машиной и пытаются стряхнуть пыль с радиатора: так корова на пастбище отгоняет мух. Он проследил, как аппарат несколько раз, дергаясь, изменяет ориентацию, но пыли слетало совсем немного. А работа всех моторчиков вынудит его перегреться еще быстрее. Он удовлетворился проделанной работой – и тем, что выходило за пределы задания. Черт, в него ведь даже выстрелили.

Сколько тайн накопилось. В рукаве целая колода карт. И три дня пути домой, чтобы решить, как наилучшим образом разыграть их.

Он вылез из гамака и потянулся. Вчерашняя работка оставила синяки и царапины на его коленях, плечах и спине, тело запротестовало. Но ощущения были примерно как в подростковом возрасте на следующий день после борцовского турнира. Боль – всего лишь напоминание о победе.

– Руководитель, Чад проснулся. – Дж. У. наблюдал за переменами частоты сердечных сокращений на своем пульте.

– Понял вас, медик. Капком, пускай быстрее сверяются с заданием и готовятся к отлету.

Каз кивнул.

– Доброе утро, «Бульдог», мы надеемся, вы как следует выспались, а как только будете готовы, мы бы хотели перейти к действиям, изложенным на странице 7–9 раздела «Поверхность» летного задания: включению гиростабилизатора.

Чад подтвердил и стал щелкать переключателями. Пора мне заняться тем, что я лучше всего умею. Пора в полет.

* * *

В Москве Челомей услышал Миллера и с нетерпением стал ожидать, пока орбитальный аппарат исчезнет за Луной, чтобы другой астронавт, Исдэйл, не подслушал. Как только руководитель полета ЦУПа кивнул, директор нажал кнопку микрофона:

– Майор Миллер, слушайте меня внимательно. У меня план для вашего приводнения по возвращении на Землю. – Он быстро разъяснил ключевые пункты плана, разработанного вместе с КГБ и Кремлем.

Чад перестал двигаться и застыл, слушая Челомея и быстро оценивая его план. Светлана тоже слушала и наблюдала за ним.