Страх ушел, словно его и не было. Чем больше проходило дней, проведенных вместе, чем больше мы гуляли, разговаривали, просто дышали одним воздухом, тем отчетливее я осознавала, как сильно хочу принадлежать своему зимородку. Наверное, поэтому сама сделала ему предложение. А что мне оставалось делать, если любимый опасался напугать меня излишним рвением, и поэтому терпеливо молчал? Только смотрел так, что внутри все дрожало, а душа взмывала куда-то ввысь.

— Я согласна, — сообщила Рейнеру за две недели до дня рождения.

Мы удобно расположились на большом полосатом покрывале, которое расстелили на вершине небольшого холма. Рядом стояла корзинка для пикника, а перед нами простирался утопающий в зелени город с белыми стенами, крышами из терракотовой черепицы и сверкающими на солнце золотыми шпилями.

— Отправиться завтра на прогулку на лодке? — спокойно уточнил Рейнер.

Сейчас он полулежал на покрывале, вытянув вперед длинные ноги и опираясь локтем на покрывало. Так непривычно было видеть его таким расслабленным, спокойным и счастливым. Глаза больше не темнели от злости и тревоги и все чаще загорались серебристыми искорками, от которых я медленно таяла, словно лед на солнышке.

С нашей встречи в ЧИЖИиКе минуло каких-то полгода, а сколько всего успело произойти! Мы прошли через недоверие, горечь разлуки (в двойном размере), страх, испытания, борьбу за будущее и тихое, осторожное счастье. Скольким Рейнеру пришлось пожертвовать ради меня! Месяц искать после побега из ЧИЖИиКа, отчаяться и неожиданно найти, всю колючую и испуганную. Он шаг за шагом приручал меня, обещая, что все будет хорошо, завоевывая мое доверие. Защищал от всего мира и поддерживал.

Вот и сейчас он торчал со мной в Алртоне, оставив любимого Шрама в Крепость-граде, словно тень сопровождал меня на всех мероприятиях и не позволил себе ни единого слова жалоб или недовольства. Просто находился рядом и ничего не просил взамен.

— И это тоже, — обернувшись, кивнула я.

Склоняющееся к закату солнце светило в глаза, и я слегка прищурилась, чтобы рассмотреть его лицо.

— А с чем еще ты согласна?

Зимородок подхватил из стеклянной миски клубнику, такую сладкую и сочную, что никакие сливки и сахар не требовались, и поднес к своим губам.

— Выйти за тебя замуж, — заявила я, с каким-то злорадным удовольствием наблюдая за ним.

Стоило отдать ему должное, Рейнер довольно стойко принял мой ответ. Никаких удивленных восклицаний, недоверчивых взглядов, глупых вопросов на тему, уверена ли я, и просьб повторить сказанное не последовало. Конечно, пальцы у него дрогнули. Да и клубнику пришлось отложить в сторону, в ту самую стеклянную тарелку, где лежали такие же спелые и сладкие ягоды.

Зимородок нарочито медленно вытер пальцы о белую салфетку, оставив на ней бледно-розовые разводы, и поднял на меня взгляд. Несмотря на внешнее спокойствие, глаза выдавали его с головой. В них бушевали такие эмоции, что у меня в горле застрял ком.

— Тебе не кажется, что это я должен сделать тебе предложение? — тщательно выговаривая каждое слово, произнес Рейнер.

— Ты уже делал. Когда-то. А я подумала и решила ответить, что согласна.

И снова он одарил меня взглядом, от которого все внутри перевернулось.

— У тебя еще есть время взять свои слова обратно, — немного хрипло сказал он.

— Точно? — лукаво улыбнулась я. А потом взяла ту самую клубничку, которую зимородок так и не съел, и осторожно откусила. — М-м-м…сладкая.

— Не уверен, — признался Рейнер, продолжая внимательно следить за моими действиями. — Но я попытаюсь… не настаивать.

— Не надо. Я не собираюсь забирать свои слова обратно. Не волнуйся, я хорошо подумала и точно не отступлю. Я люблю тебя, Рейнер. По-настоящему люблю, ни капли не сомневаясь в своих и твоих чувствах. Мы и так потеряли пять лет жизни из-за Хогера. Я больше не позволю ему ломать наши судьбы.

— Так дело в Хогере или в нас?

Он выпрямился и придвинулся ко мне ближе, окружив с трех сторон и таким образом взяв в своеобразный плен.

— В нас, — ответила я и подозрительно на него уставилась. — Знаешь, у меня возникло такое впечатление, что ты передумал, и сейчас я буквально заставляю тебя жениться на мне.

— Не говори глупостей. — Рейнер поймал прядь моих волос, которую налетевший ветер бросил в лицо, и убрал за ушко, не забыв при этом ласково провести по скуле. — Я готов хоть завтра отвести тебя в храм.

— Так что тебе мешает?

— Ты. Я слишком боюсь испугать тебя или причинить боль.

Прядка давно лежала на месте и не мешала, но Рейнер не торопился убирать пальцы от моего лица. Наоборот, он снова и снова касался его, будто заново изучал, пытаясь запомнить каждую черточку.

— Не бойся, потому что лично я больше не боюсь, — прошептала я, тоже двигаясь к нему.

— Тогда давай сделаем все официально. Иначе что потом рассказывать нашим детям, когда они станут спрашивать: «Папа, а как ты сделал предложение нашей маме?»

Улыбнувшись, я коснулась плечом его плеча.

— Мы скажем, что это было самое восхитительное и прекрасное предложение из возможных. Мы устроили пикник на вершине холма. Стояла прекрасная погода, вокруг пели птицы и цвели цветы.

— Я посмотрел на тебя и понял, что ты самое главное мое сокровище, — мягким, слегка вибрирующим тоном продолжил Рейнер, поймав пальцами мой подбородок и слегка зафиксировав его. — Что я готов любоваться тобой каждый миг нашей жизни. И никогда не отпущу. Поэтому и спросил: «Илаида Эделин Элер, согласна ли ты стать моей женой?»

— Сотню раз да, — прошептала я.

Веки опустились сами собой. Слегка приоткрыв губы, я потянулась к нему и отдалась поцелую, от которого так сладко и привычно закружилась голова и защемило сердце. Не знаю, как у Рейнера так получалось. Каждый поцелуй ощущался как первый. Пьянящий, сумасшедший, утопающий в любви и нежности, срывающий снова и снова с губ сладкие стоны. А потом зимородок резко подхватил меня и повалил на покрывало, сразу же нависнув сверху. Я вскрикнула от неожиданности и тут же тихо рассмеялась от счастья.

— Люблю тебя, Эда. Люблю до безумия.

— И без всякого Единения? — открыв глаза, поинтересовалась я.

Мне очень важно было услышать, что любят именно меня. Не из-за титула, дара или решения богов. А просто потому, что я — это я.

— С первого взгляда, — медленно наклоняясь, шепнул он.

Горячее дыхание опалило кожу на шее, заставив меня зажмуриться. Кусая губы, я выгнулась в