«Что касается жизни, то утром нельзя предугадать, что произойдет вечером. Кто мог знать, что Кира не умрет своей смертью? Почему нужно было ждать следующей зимы? А если бы Кира умер прежде, чем воины из Ако осуществили свою месть?» и т. д.

Затем он [Дадзаи] продолжает: «Если бы враг умер до наступления зимы, что бы тогда сделали сорок шесть воинов: постриглись бы в монахи или хлестали его труп? Если бы они сделали что-нибудь подобное, то стали бы посмешищем для всей страны».

Что же означают подобные слова?

Конечно, всегда очевидно, что нельзя рассчитывать на то, что кто-то будет жить вечно. Но в самом этом «всегда» есть непостоянство. Если начнешь беспокоиться о том, что произойдет в будущем, то никогда никому не одолжишь денег и ни за что не дашь обещания жениться. Конечно, если бы они отомстили спустя пять или семь лет, их можно было бы обвинить в промедлении, но они ждали лишь до следующей зимы, выбирая подходящий момент и разрабатывая план мести, чтобы не ошибиться.

Господин Дадзаи, видимо, думает, что им следовало напасть, несмотря ни на что, и, вне зависимости от того, победят они или проиграют, умереть на месте. Он явно не понял подлинного смысла их намерений.

В конце концов, господин Асано, не в силах сдержать возмущение и гнев, решил убить Кира и умереть сам. Он прекрасно понимал, что тем самым положит конец своему дому. Но, не думая ни о чем, он все-таки напал на Кира, однако не смог его убить. В результате он погиб, его дом был уничтожен, а враг остался жив. Верные самураи не смогли свыкнуться с мыслью, что черви поедают костный мозг их господина, что от мук он переворачивается в могиле, и потому решили отомстить.

Если следовать нити рассуждений господина Дадзаи, то им следовало немедленно напасть на Кира, подобно собачонке, кидающейся на вас. А если бы опять погибли лишь они, и господин Кира мог бы стать еще спокойнее, ничего не опасаясь, а господина Асано по-прежнему поедали бы в могиле черви? Они не хотели, чтобы все получилось так.

Предположим, что если бы полководец, которому приказано уничтожить врага императора, думал о том, что не сможет утвердить свою славу, если враг вдруг умрет от болезни; если бы перед тем, как выстроить армию и построить укрепления, он один помчался бы, размахивая мечом, в лагерь врага и был бы убит – похвалил бы его тогда император как преданного подданного? Нет, он стал бы тогда посмешищем для всех.

Полководец должен первым делом укрепить свою армию и выработать стратегию: только тогда он может идти в землю врага, осуществить свой план и привезти голову врага, с тем чтобы успокоить тревоги императора. Вот как, полагаю я, должен действовать преданный слуга. Если же враг вдруг умрет от болезни, все, что остается – это отменить поход, что не будет позорным для полководца…

Сорок шесть воинов ничего не имели против Кира. Причиной смерти их господина стала его собственная опрометчивость, а не Кира. Воины убили Кира потому, что это хотел сделать их господин. Они хотели успокоить его прах. Вот почему, показав голову Кира перед могилой своего господина в храме Сэнгаку, они затем положили ее на церемониальный поднос и отдали монаху. Когда Тикара необдуманно произнес что-то оскорбительное у головы врага, [его отец] Кураносукэ твердо указал ему, что не следует вести себя грубо со знатным человеком, даже если он обезглавлен. Они не ненавидели Кира.

Они утвердили справедливость – как можно говорить о том, что они стали бы хлестать труп врага. Они думали совершенно иначе, чем У Цзы-сюй. Они также не были похожи на тех, кто завидует чужой славе и клевещет на другого…

Часть IV. Современная повесть

Мори Огаи: «Семья Абэ»

Тринадцатого сентября 1912 г., в день похорон императора Мэйдзи, генерал Ноги Марэсукэ и его жена покончили с собой. В своем завещании генерал написал: «Я с сожалением сознаю, что, следуя за его величеством, я совершаю тяжкое преступление. Но с тех пор, как в ходе гражданской войны десятого года Мэйдзи [1877] я потерял свой флаг, я все время искал смерти, но безуспешно. Более того, вплоть до сего дня император оказывал мне особые милости и относился ко мне с исключительным сочувствием. Я стал немощным и мог бы быть полезен уже очень недолгое время. И тут тяжелая утрата наполнила мое сердце таким отчаянием, что я принял решение».

Потеря флага в единственном сражении, равно как и чувство вины за то, что он не понес наказания, были не единственной причиной отчаяния генерала. Во время осады Порт-Артура в ходе Русско-Японской войны он понес огромные потери и, видимо, знал, что не был смещен со своего поста, как того требовал начальник Генерального штаба, лишь благодаря вмешательству императора Мэйдзи.

Поступок Ноги произвел впечатление на многих людей, хотя часть молодежи осудила его как «анахронизм». Например, в США поэтесса Харриет Монро (1860–1936) написала в его память стихотворение, которое так и называлось – «Ноги». Оно было опубликовано во втором номере только что созданного ею журнала «Поэзия»:

Великий воин древнего клана,

Пред угрюмым каменным лицом Порт-Артура

Вы обнажили боевой меч древней Японии

И сбросили Белого царя с азиатского трона.

Еще раз самурайский меч

Вошел по рукоять в ваше преданное сердце,

Чтобы ваш взошедший на небеса господин

Не один странствовал среди духов.

Своим гордым путем, о восточная звезда,

Вы величественно последовали. Этот путь

ведет

В высь небес, где покоятся все герои,

Возлюбившие смерть во имя цели и веры.

Одним из тех писателей, кого потрясла смерть Ноги, был Мори Огаи (1862–1922)[224]. Армейский офицер, он изучал медицину в Германии и сделал стремительную карьеру, уже в 45 лет став генералом медицинской службы. Кроме того, Огаи пользовался большим авторитетом в литературных кругах и всеми силами способствовал распространению в Японии философских идей и литературы Запада. Смерть друга Ноги привела его в замешательство. Уже 18 сентября, через шесть дней после смерти Ноги и в день его похорон, Огаи принес издателю свою первую новеллу о прошлом Японии. Она называлась «Завещание Окицу Ягоэмона» и начиналась так: «Сегодня я покончу