Моя сумасбродка относится к отмене на удивление спокойно. И Максима это радует: по словам отца – у парня очередная забастовка. Что ж, не всем нравятся процедуры, вынимающие из тебя тень, оставшуюся от полноценного человека. Неказиста тень, жалка и ничтожна; а ведь требуется вдохнуть в нее жизнь, пройдя через неизбежные мучения. А кому хочется мучений? Все здешние пациенты по-своему устроились в личном безумном мирке, можно сказать, вырыли землянки и похоронили себя заживо…

В попытке компенсировать общее уныние Борисыч собирает всех под пластиковым навесом и, включив лампу, зачитывает фрагменты будущей книги. В ней будет прослежена биография нашего чудодея, начиная с крохотной больнички в городке Руза – именно там он начал нащупывать метод, создал первые изображения и подвиг больных на создание автопортретов. Пребывая в недрах официальных медучреждений, наш Виктор свет Георгиевич неустанно совершенствовал прорывную методику, работал на дому, едва не в подпольных условиях, то есть шел против принятых установок. Ведь психиатрическое сообщество – да-да! – структурировано и выстроено, как армия! Больше того – как церковь, догматы там не менее жесткие, за нарушения разве что на кострах не сжигают! А обычные люди?! Шарахаются от психов как от прокаженных, в лучшем случае подвергая издевкам и осмеянию! Обыватель боится других, они привносят в жизнь что-то непонятное, сбивающее с толку, пугающее! Хотя на самом деле человек боится себя – того, что сидит в глубине, но пока не прорывается на поверхность. Так пугает подземный гул перед землетрясением: люди в панике покидают дома, но от катастрофы бегство не спасает!

– А вот еще… – он перебирает листки. – Ага… отношение к ним, ну, к нашим больным – это лакмусовая бумажка, тест на человечность! Отворачиваешься, кривишь физиономию, испытываешь брезгливость?! Не прошел экзамен! Двоечник, эгоист, что держится за свое здравомыслие, будто за железобетонный столб! Это ведь соломинка, что в любую секунду готова обломиться и исчезнуть из твоих рук! Потому-то он, – Борисыч утыкает палец вверх, – и не отворачивался от безумцев! Да и его самого называли безумцем – и близкие, и друзья!

О том, кто не отворачивался от безумцев, слышу впервые. Виктор свет Георгиевич чурается таких сравнений, он врач, пусть и необычный, однако в анналах Борисыча запросто встает рядом с главврачом всех времен и народов, и никто, замечу, не возражает – наоборот, все согласно кивают. Внезапно натягивает тучи, что кружат над нами, заворачиваясь в тугую черную спираль и грозя вот-вот обрушиться ливнем. И они разверзаются, хляби небесные, чтобы залить двор потоками воды и полностью обнулить видимость. С навеса стекают струи, сквозь них с трудом просматриваются строения и дерево с кожаной грушей, качающейся под ветром. Ветер усиливается, ливень припускает сильнее, и наше обиталище предстает кораблем, что прорывается через ураган. Куда плывем? Дойдем ли до цели? Корабль поднимается на волне и падает вниз, того и гляди – исчезнет в бездне. Но экипаж пока держится; и Борисыч тут наш лоцман (кто капитан – не надо объяснять), что прокладывает путь в тихую гавань.

Комнаты второго этажа, где мы расселены, под самой крышей, стальная кровля всю ночь грохочет под ливнем. Такие же дожди преследовали в Чехии, куда отправились от безысходности, ну, совсем ничего не помогало. Когда негодяй вернулся из-за бугра, я с боем (это была Куликовская битва!) вырвала деньги на лечение в европейских клиниках. «Будем считать это отступными, – сказал негодяй. – Обещай, что просишь в последний раз!» И я пообещала: мол, если приличная сумма, клянусь – больше приставать не стану. Тут же оформляем визы, и для начала – в клинику под Прагой, по совету одной знакомой, что лечилась там от депрессии. Клиника располагалась в живописном пригороде, но только поселились – дожди зарядили такие, что Влтава из берегов вышла. Место славилось замечательным парком, где можно прогуливаться, наслаждаясь изысканным ландшафтным дизайном, да разве выйдешь в такую погоду?! В итоге сижу с Майкой в палате и слежу за тем, чтобы препараты вовремя принимала. Что самое обидное: те же препараты! Я-то думала, за бугром пичкают волшебными таблетками, а они – такие же, только названия слегка изменены! В общем, отсидели под дождем пару месяцев, после чего в Германию подались, благо недалеко. Там погода разгулялась, парк еще лучше, прямо Сан-Суси, но набор лекарств (вот смешно!) тот же! Да еще лечащий врач – поляк! Я попросила немца, поднялся скандал (дескать, неполиткорректно!), но потом пошли навстречу, предоставили строгую немецкую фрау, которая въедливо, когда через переводчика, когда с разговорником в руках, пыталась раскопать нутро дочери. Как и чешских лекарей, ее удивляли черные квадраты, которые Майка рисовала ежедневно. Фрау рекомендовала отказаться от бессмысленного рисования, придумывала хитроумные лекарственные схемы с добавлением витаминов А, В, С (далее по алфавиту), а толку по-прежнему никакого! Осталось одно – Швейцария, где все мировые светила психиатрии практиковали. И что? А ничего, то есть – замкнутый круг! Тогда, помню, сама оказалась на грани. Прекрасная клиника вроде, горная местность, альпийские красоты – а тебя мутит от всего этого, тошнит и отвращает. Неподалеку пропасть была, забором отделенная, так однажды на полном серьезе захотелось перелезть ограждение и – вниз головой…

Дома состояние было не лучше, по возвращении из Европы все время крюк глазами искала. И вдруг – звонок! Я сразу вспомнила странную фамилию – Ковач, и все же была удивлена. Мы никому не нужны, твердила я себе, мы утопающие, сами себя спасающие; а тут руку помощи протягивают! Но Ковач старался разыскать всех, кому когда-то отказал, вроде как искупал вину.

В номере слышно ровное сопение – Майка заснула, и я могу, усевшись у окна, поглазеть на ночное небо. Дождевые тучи развеялись, небосвод чист, и в нем проявляются серебристые точки. Вверху звездный купол, внизу – наше обиталище посреди огромного поля. Это даже не корабль – ковчег, наполненный теми, кто должен спастись. Вот мы отчаливаем от здешнего причала и медленно отплываем в темную даль. Ковчег покачивается на легкой волне, корпус поскрипывает, но пока вроде не тонем. А главное, внутри копошится какая-то жизнь, что-то происходит, и мы (хотелось бы верить) приплывем в конечную точку совсем другими, отличными от тех, кто взошел на борт вначале. Кем был построен библейский ковчег? Ноем?

Наш Ковач – чем-то на него похож, вот и каждой твари по паре собрано, теперь главное – пережить время потопа и пристать к какому-нибудь Арарату…

2. Мекка

Кисть не слушается Байрама, хоть тресни; а главное, он упорно отворачивается от своего