3. Неужели компромисс стал невозможен? Что же к этому привело? Выборы президента, поставившего своей целью не допустить экспансии рабства? Только и всего. Но пойдет ли он дальше? На этот вопрос Линкольн отвечал, что он высказывал свои мысли публично и нужно только перечитать его речи: «Для хороших южан я охотно повторил бы их тысячу раз… Но мне также приходится иметь дело с нехорошими людьми на Севере и на Юге, они жаждут новых слов, которые способны потом извратить…» Южане считали, что если они останутся в Союзе, то их политическая позиция безнадежна. Присоединение трех свободных штатов (Калифорнии, Миннесоты, Орегона) нарушило равновесие сил. Экстремисты Юга утверждали, что отделение от Союза даст им большие преимущества. Они смогут тогда организовать по своему усмотрению жизнь их сообщества; будут освобождены от тарифов, предложенных и утвержденных в чужих интересах; им легче будет торговать с Европой; они смогут привозить из Африки новых рабов, что понизит стоимость рабочей силы. Южанам с умеренными взглядами, опасавшимся войны, ярые сторонники рабства твердили, что войны не будет, сецессия будет дружественной; Север, нуждающийся в хлопке и рынках Юга, примет ее как свершившийся факт, а Англия поддержит Юг по тем же самым причинам. Даже на Севере были и такие, кто смирился с неизбежным. Они признавали, что Союз — всего лишь Конфедерация, куда штаты вступают голосованием и откуда могут выйти таким же образом. Капиталисты Новой Англии, которым Юг задолжал двести миллионов долларов, выступали за мир. В Бостоне «аристократы с Бэкон-стрит» протестовали против митинга в память о Джоне Брауне. Когда Южная Каролина первая, и сначала единственная, объявила о выходе из Союза, Оливер Уэнделл Холмс адресовал ей «Плач по нашей сестре Каролине», в котором не было ничего угрожающего:

Роберт Андерсон. Фото Мэтью Брейди. Ок. 1860

Джефферсон Дэвис, президент Конфедеративных Штатов Америки. Фото. До 1865

Так уходи ж от нас, безумная сестра, и отделяйся,

Беги под солнцем, от родимых кровель удаляйся…

Он обещал приветить блудную сестру, если она когда-нибудь вернется в отчий дом. Бьюкенен плакал и молился еще истовее… Сенатор Криттенден из Кентукки предложил Генри Клею очередной компромисс. Но время компромиссов миновало. Конгрессмен с Севера показал тщетность этих усилий in extremis[41], предложив юмористическую поправку к Конституции: «Если партия проигрывает на выборах, то она имеет право поднять мятеж и взяться за оружие…», — что и впрямь было сутью сепаратистской доктрины.

4. Но ее приняли далеко не все на Юге. Даже такие ярые сторонники рабства, как Джефферсон Дэвис, хотели дать шанс Линкольну, но деревенские политики исступленно твердили: «За пределами Союза мы получим лучшие условия, чем внутри его». В начале 1861 года Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия и Луизиана присоединились к Южной Каролине. За ними, несмотря на агитацию старого Сэма Хьюстона, последовал Техас. Виргиния, Северная Каролина, Арканзас и Теннесси еще колебались. Для Виргинии выбор был непростым. Она основала Союз, дала ему первых президентов, но при этом была предана Югу и частично жила за счет работорговли. В феврале в Монтгомери, в штате Алабама, открылся конгресс первых семи штатов и были сформированы Конфедеративные Штаты Америки. Югу нужен был президент. Им был избран Джефферсон Дэвис. Плантатор, отставной полковник, участвовавший в Мексиканской войне, он долгое время был одним из самых ярых защитников прав штатов — не аристократ по рождению, а сын первопроходца Юга, он родился в log cabin в Кентукки. Его старший брат Джозеф Дэвис, ставший богатым плантатором, заплатил за его образование. Оба Дэвиса, и Джефферсон, и Джозеф, были заядлыми книгочеями, и то в одном, то в другом из их двух прекрасных домов, стоявших по соседству на берегу Миссисипи, горячо обсуждались политические события. Джефферсон вступил во второй брак, благодаря которому вошел в круг местной аристократии. Он восхищался социальной системой, в которую был допущен. Его красивое лицо, достоинство, с которым он держался, глубокий голос и интеллект обеспечили ему успех, но к тому времени, когда он стал президентом Конфедерации, он уже выглядел преждевременно состарившимся. Невралгия тройничного нерва и болезнь глаз сделали его раздражительным. Будучи когда-то солдатом, он с опасной для штатского настойчивостью пытался вмешиваться в военные операции. Он срезал розы у себя в саду, когда посыльный сообщил ему о его избрании; он удивился, потому что скорее ожидал, что его выберут в генералы, чем в президенты. В Монтгомери он выступил с серьезной и взвешенной речью: «Доверяя Богу, чистоте наших сердец и силе наших прав, мы как можем защищаем Закон». Тем временем Линкольн направлялся в Вашингтон, делая по дороге оптимистические предположения, раздражавшие его сторонников. «Нет никакого кризиса, кроме искусственно созданного», — утверждал он. Он не скрывал, что стремится избежать войны: «Кровь не прольется, если только правительство не принудят к этому». Четвертого марта состоялась инаугурация. Церемония прошла на редкость обыденно. Полиции удалось раскрыть заговор с целью убийства Линкольна, и президента тщательно охраняли. Чувствовалось, что ему не по себе, ему так мешали трость и цилиндр, что его соперник Дуглас, сидевшей на сцене рядом, забрал их у него перед выступлением.

5. «Я не стану ни утверждать, ни оспаривать тот факт, что в каждом из лагерей есть люди, которые так или иначе хотят уничтожить Союз и рады воспользоваться для этого любым предлогом. И если таковые здесь присутствуют, мне нет необходимости к ним обращаться. Однако как я могу не говорить с теми, кто действительно любит Союз?.. Мои соотечественники, каждый из вас и все вы вместе, спокойно и основательно обдумайте эту проблему со всех сторон. Мы ничего не потеряем, если не будем спешить… В ваших руках, мои недовольные соотечественники, а не в моих страшный вопрос гражданской войны. Правительство не собирается нападать на вас. Конфликта не будет, если не нападете вы сами. Вы не клялись перед Богом уничтожить форму правления этой страны, я же принес торжественную клятву поддерживать, охранять и защищать ее… Мы не враги, мы друзья. Мы не должны быть врагами. Хотя страсти, возможно, и ослабили узы нашей привязанности, они не должны разорвать их. Тайные струны памяти, протянувшиеся через всю нашу огромную страну с каждого поля битвы и могилы патриота к каждому живому сердцу и домашнему очагу, все же зазвучат единым хором Союза, когда к ним вновь прикоснутся светлые ангелы наших душ…» Те, кто был рядом с ним, с тревогой ожидали объявленного покушения. В сотнях писем Линкольну угрожали, что он не войдет живым в Белый дом. Но никто не поднял против него оружия.

Инаугурация