в самые разные объекты, сочные и сухие, нанизывая их на свою нить, но не получая от этого удовольствия. Она была бессловесной, с продернутой во рту нитью. Хотя она была и жестокой к другим, но страдала сама, хоть и была царского рода, но была несчастна. Без повода со стороны других желающая им смерти, связанная собственными чувствами, иголка Сучика висела в петле своих действий.

67–69. Выпав из руки портного, она лежала в одиночестве, в темной компании себя самой. Воистину, кто не любит друга, подобного себе? Она предпочитала общество простых людей с глупыми мыслями, ибо кто откажется от компании таких же, как он? Но когда она попадала в руки кузнеца, то, оставляя все, движимая ветрами кузнечных мехов, она готова была взлететь в небеса и исчезнуть.

70–72. Иголка входила в лотос сердца с потоками вдоха и выдоха, праны и апаны, и становилась как будто живой силой, вызывающей ужасные страдания. Смешивалась с саманой, силой пищеварения, она вызывала проблемы с желудком, соединяясь с уданой, она вызывала проблемы в горле. Сливаясь с вьяной, наполняющей все тело, она проходила через соки всех органов, вызывая разные формы безумия, слабости и болей в сердце.

73–77. Часто демонша спала в крошечных убежищах, находящихся в шерсти животных и на руках пастухов; она развлекалась, раня пальцы и руки детей. Она входила в тела через босые ноги и с радостью напивалась крови. Когда она пронзала цветы для гирлянды, она довольствовалась малым количеством пищи. Она подолгу валялась в грязных местах лицом вниз, ибо кто оставит то, что нравится? Ее жестокая природа проявляется через нападения: злые существа получают больше удовольствия от ссор, чем от радостных празднований. Скупцу доставляет огромное удовольствие даже маленькая монета: удивительное проявление себялюбия, от которого сложно избавиться.

78–81. В силу своего невежества иголка в двух своих ипостасях стремилась убивать людей. Удивительно, глупцы не заблуждаются, когда дело касается их желаний! «Мне легко убить другого, пронзая его, как игла прокалывает материю!» – от таких мыслей она становилась очень довольной. Не вредя другим существам, Сучика бы заболела сама, ведь игла ржавеет, если ее не натирать грязью. О ней, тонкой и незаметной, жестокой болезнетворной игле, вызывающей острые боли, быстро забывали, приписывая болезнь неизбежной судьбе.

82–83. Своими прокалыванием и нанизыванием, убивающими других, ракшаси была счастлива, как дурные люди наслаждаются, видя боль и страдания окружающих. Она купалась в грязи, поднималась в небо, и небесные ветры носили ее повсюду. Она падала в пыль и валялась на земле, в лесу; она скрывалась в одежде, в доме и во дворце, пряталась на руках и в ушных раковинах, в мягкой шерсти, в трещинах дерева и глины; она появлялась в сердце, бродя повсюду, как будто обладая волшебной силой.

Валмики сказал:

84. Когда мудрец произнес это, закончился день, и собрание разошлось, поклонившись, по своим вечерним делам, для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями, а на следующий день с восходом солнца, когда ушла тьма, все собрались снова.

Такова сарга семидесятая «Приключения иголки» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 71. Раскаяние иголки Сучи.

Васиштха сказал:

1–2. Долгое время демонша-ракшаси по имени Каркати ела плоть людей, но не получала от этого удовольствия. Сначала для удовлетворения голода ей было достаточно капли крови, ведь ее размеры были невелики, но теперь ей стало трудно выносить внутреннее недовольство.

Она подумала:

3–7. Увы, увы! Зачем я стала крохотной иголкой? Я мала и не могу проглотить даже кусочка! Увы мне! Куда подевались мои руки и ноги, огромные, как черные тучи? По моей глупости они исчезли, как сухие листья опадают с деревьев в лесу. Увы, несчастна моя судьба! Я не могу насладиться даже маленьким кусочком сладкого мяса с вкусным ароматным жиром! Я валяюсь в грязи и падаю в пыль, люди топчут меня ногами, и, входя в их кровь, я становлюсь нечистой. Увы! Я потеряна и беспомощна, голодна и бездомна; страдание следует за страданием и беда за бедой!

8–10. У меня нет ни друга, ни подруги, ни отца, ни матери, ни родственника, ни помощника, ни брата, ни сына. У меня нет ни тела, ни опоры; нет у меня никаких средств к существованию и нет обители для отдыха. Меня несет, словно сухой лист в лесу! Я глубоко несчастна, мое положение ужасно. Я желаю смерти, но даже она мне недоступна!

11–14. Я оставила свое тело по собственной глупости, по недомыслию выпустила драгоценный камень из рук, увлекшись стекляшкой! Ум, полный проблем, создает заблуждение, которое потом разрастается бессмысленным вздором и страданиями. Я то живу в дыму, то валяюсь в пыли на дороге, то брошена в траву. Страдания преследуют меня! Я постоянно подвластна чужой воле и совершаю то, что меня заставляют делать другие. Я совершенно несчастна. Увы, я в чужих руках!

15–18. Я бессмысленно брожу по свету в форме вредящей всем иголки, и моя незначительная судьба – ужасное несчастье! Вместо избавления от одного демона благодаря моей аскезе и стараниям появился другой огромный демон, разрушающий все! Зачем я, глупая, так легко отказалась от своего громадного тела! Воистину, глупые мысли приводят к разрушению! О, кто спасет меня, обладающую этим телом, крошечным, как у мельчайшего червя? Кто поднимет меня из грязи?

19–21. Как мысль о такой несчастной может возникнуть в различающем уме мудрого? Как трава, растущая на деревенской дороге, может добраться до людей, живущих на вершинах гор? Как я могу спастись из этого океана невежества? Слепой не станет зрячим благодаря огоньку светлячка. Я не знаю, сколько мне еще суждено бродить в страданиях, без надежды, среди этих оврагов несчастий и невезения.

22–26. Когда я снова стану огромной и черной дочерью горы, схожей со столбом, разделяющим землю и небо? Когда мои плечи сделаются подобны гирлянде облаков, глаза будут сиять молниями, туман станет моей одеждой, а вздыбленные волосы будут доставать до неба? Когда мои черные груди будут колыхаться в такт с телом, подобным черной туче, как танцующие перед дождем павлины? Когда от моего смеха будет разлетаться пепел лесов, скрывая свет солнца? Когда я опять приму огромную форму, как будто способную поглотить мир? С гирляндой из солнц, с глазами как огненные чаши, когда я буду бродить, попирая ногами вершины гор?

27–30. Когда у меня снова будет огромное чрево, прекрасная необъятная пещера; когда ряды моих ногтей уподобятся огромным плывущим по небу облакам? О, когда ко мне вернется моя улыбка, от которой разбегались могучие демоны? Когда я снова буду танцевать в огромном лесу, отбивая на бедрах такт? Когда моя необъятная утроба будет постоянно полна горами мертвой плоти и мослов, ведрами крови и жира? Когда я захмелею, напившись крови существ всего мира, стану радостной и довольной и смогу счастливо заснуть?

31–33. Я сама превратила в пепел свое огромное замечательное тело, сожгла его в огне глупых практик и согласилась на тело иголки, обменяв золото на железо! О, где мое прошлое тело, наполняющее пространство и напоминающее черную гору, и где эта крошечная иголка, мелкая, как ножка комара? Даже получив золото, глупец бросает его, думая, что это мусор, и так же я, пожелав стать иголкой, оставила свое прекрасное тело!

34–37. Увы! О мое огромное брюхо, похожее на глубокую туманную пещеру в горах Виндхья, почему ты