Наджаф-хан начал свою завоевательную кампанию недалеко от дома. 27 августа 1773 года он застал врасплох и захватил самый северный форпост Навала Сингха, джатского раджи Дига. Это был большой глинобитный форт Майдангархи, который джатский правитель Сураджмал построил, сознательно игнорируя императорскую власть, к югу от Мехраули и в пределах видимости от Кутб-Минара. Деревенские защитники долго сражались, но в конце концов не смогли больше сопротивляться. Наджаф-хан захватил форт и предал мечу всех находившихся там мужчин". Затем Наджаф-хан взял еще несколько небольших глинобитных фортов, которыми Джат-раджа оцепил земли к югу от Де ли.

Навал Сингх просил мира, одновременно активно готовясь к войне и ища союза с Забитой Хан Рохиллой, который недавно вернулся в свои опустошенные земли и теперь жаждал мести. Но Наджаф-хан действовал слишком быстро, чтобы позволить заключить какой-либо договор. Его стремительное наступление разгромило войска Навал Сингха. 24 сентября он продвинулся вглубь страны джатов и вечером 30 октября в Барсане, к северу от Дига, когда солнце быстро опускалось на поля высокого проса, убил и обезглавил главного джатского генерала и разбил его армию, оставив 3000 человек мертвыми на поле боя. Джатские сепаи пытались стрелять залпами, но не понимали, как вести огонь. Войска Наджаф-хана, отработавшие ритм заряжания и стрельбы, падали на землю во время залпов, а затем вставали и бросались на джатские ряды "с обнаженными мечами", прежде чем те успевали перезарядиться. Сам Наджаф был ранен в этой битве, но огромная добыча, взятая в лагере джатов, окупила всю оставшуюся кампанию.

По мере распространения слухов о воинском мастерстве Наджаф-хана его враги начали спасаться бегством, что позволило Наджафу быстро захватить форт Баллабгарх , расположенный на полпути к Агре, а также ряд небольших джатских крепостей в Котване и Фаррухнагаре. К середине декабря Наджаф-хан осадил форт Акбара Великого в Агре. Он оставил Полира руководить осадой, а сам с половиной армии отправился на юг, чтобы захватить врасплох могущественную крепость Рамгарх, которую затем переименовали в Алигарх.

8 февраля 1774 года, после того как Полье выпустил более 5000 пушечных ядер по стенам форта Агры, ему наконец удалось пробить брешь. Вскоре после этого форт капитулировал и был передан Сумру и его бригаде для гарнизонирования. Наконец, 29 апреля 1776 года, после пятимесячной осады, неприступная крепость джатов Диг пала перед Наджаф-ханом, после того как раджа бежал, а голод ослабил гарнизон. Мадек пишет, что три жены Навал Сингха умоляли дворцового евнуха убить их после взятия города: "Они легли на ковер, и он отрубил головы всем троим, одну за другой, и закончил тем, что убил себя на их трупах". Цитадель была разграблена, а ее защитники преданы мечу: "Было пролито много крови, и даже женщинам и детям перерезали горло", - писал граф де Модав. Женщин насиловали, а три вдовы бывшего раджи покончили с собой, не выдержав такой участи". Затем мародеры подожгли город. Огонь перекинулся на пороховой склад, и три дня подряд раздавались страшные взрывы. Наджаф попытался остановить грабеж, но ему потребовалось три дня, чтобы взять под контроль свои войска".

Шах Алам позже порицал Наджаф-хана за разграбление: "Я послал тебя управлять королевством, а не грабить его", - писал он. Больше так не делай. Освободите мужчин и женщин, которых вы захватили".

Тем не менее, менее чем за четыре года Наджаф-хан вновь завоевал все важнейшие опорные пункты в сердце Моголов и привел к покорности самых непокорных вассалов императора. В 1772 году были разгромлены рохиллы, в 1774 году - снова, и, наконец, в 1777 году были захвачены все опорные пункты джатов. К 1778 году сикхи были изгнаны обратно в Пенджаб, а Джайпур предложил подчинение. Был восстановлен символический сюзеренитет над Авадхом и частью Раджпутаны.

Империя Великих Моголов начала выходить из комы после сорока лет непрерывных поражений и потерь. Впервые за четыре десятилетия Дели снова стал столицей маленькой империи.

Пока Мирза Наджаф-хан был занят армией, Шах Алам оставался в Дели, восстанавливая свой двор и пытаясь вдохнуть жизнь в свою мертвую столицу. Императорское покровительство начало поступать, и художники и писатели начали возвращаться: наряду с поэтами Миром и Саудой, три величайших художника эпохи - Нидха Мал, Хайрулла и Михир Чанд - вернулись домой из самоизгнания в Лакхнау.

По мере становления двора неизбежно стали разворачиваться обычные придворные интриги, большая часть которых была направлена против Наджаф-хана, который был не только чужаком-иммигрантом, но и персидским шиитом. Новый суннитский министр Шах-Алама, Абдул Ахад-хан, завидуя растущей власти и популярности Наджаф-хана, пытался убедить императора в том, что его полководец замышляет свергнуть его с престола. Он нашептывал Шаху Аламу, что Наджаф-хан замышляет объединить усилия со своим родственником Шуджей уд-Даулой, чтобы основать новую шиитскую династию, которая придет на смену Моголам. Абдул Ахад был кашмирцем, старше 60 лет, но таким же ловким и энергичным, как мужчина в расцвете сил", - писал граф де Модав. Он был приучен к интригам придворной жизни с ранней юности: его отец занимал аналогичную должность при Мухаммаде Шахе Рангиле".

На первый взгляд, не может быть более цивилизованного и порядочного человека, чем этот Абдул Ахад-хан, но все его политические амбиции были не чем иным, как тканью изворотливой хитрости, призванной добывать деньги для себя и вытеснять любого, кто вызывал у него недовольство. Особенно он ненавидел Наджаф-хана, командовавшего войсками императора, которые зависели только от него, и потому контролировавшего его игру. Это означало, что Наджаф-хана боялся и, как ни странно, не любил и сам император.

Наджаф-хан отмахнулся от сплетен и продолжил свои завоевания с невозмутимостью, которая произвела впечатление на наблюдателей: "Его упорство беспримерно", - писал Полиер. Его терпение и стойкость в перенесении упреков и дерзостей этого придворного сброда достойны восхищения". Модав согласился: "У меня нет слов, чтобы описать флегматичное покер-фейс, которое Наджаф-хан сохранял во время всех этих интриг, направленных против него", - писал он. Он был хорошо осведомлен о мельчайших деталях этих интриг и с сардонизмом обсуждал их со своими друзьями, часто замечая, что только слабые люди прибегают к таким ничтожным средствам".

Он не подавал никаких признаков беспокойства и продолжал свою кампанию против джатов, не обращая внимания ни на что... Он знал, какой властью он может пользоваться в Дели, и часто признавался одному из своих приближенных, что при желании мог бы в одно мгновение изменить ситуацию, отправить