В течение двух недель осаждающие разграбляли Патхаргарх, раскапывая зарытые сокровища и осушая ров, чтобы найти брошенные в него драгоценности. Добыча, собранная Наджибом за тридцать лет его пребывания на посту губернатора Дели, предположительно стоила огромные 150 лакхов рупий,* и включала лошадей, слонов, оружие, золото и драгоценности.

Маленький сын Забиты Хан, Гулам Кадир, был среди пленных и заложников, доставленных обратно в Шахджаханабад. Там он был фактически усыновлен императором и воспитан в императорских садах и дворцах Кудсиа Багх, к северу от Шахджаханабада. Это был поступок, о котором Шах Алам позже пожалеет. Даже когда его отец продолжал сопротивляться императору и замышлять ряд восстаний против правления Шах-Алама, Гулам Кадир получил роскошную жизнь императорского принца и вырос, по словам одного могольского принца, таким же высокомерным, "как сам фараон". Один высокопоставленный вельможа, чей брат был убит Забитой Ханом, потребовал у императора взамен голову Гулама Кадира, но Шах Алам защитил мальчика и настоял на том, что ни один сын не должен отвечать за проступки своего отца: "Если его отец совершил такие преступления, почему этот невинный ребенок должен быть убит?" - спросил он. Если вы жаждете мести, то схватите Забиту-хана и убейте его".

Возможно, именно это послужило поводом для сплетен о странной связи между мальчиком и императором. Однако вскоре во дворце поползли слухи о том, что привязанность императора к его юному протеже Рохилле перешла все границы. Согласно одному сплетническому мемуару могольских принцев того времени, "Ваки" ат-и Азфари, "когда Его Величество увидел этого неблагодарного негодяя в своем королевском взоре, он проявил удивительное сострадание".

Мягко и мирно доставив его в Шахджаханабад и поселив в Кудсиа Баге, он назначил ему охрану и три раза в день присылал большие подносы с разнообразной едой. Шах часто вызывал его к себе и сокрушался о его состоянии, из жалости потирая благословенную руку о спину мальчика и настаивая на том, чтобы он научился читать и писать. Он дал ему императорский титул Раушан уд-Даула, и, когда мальчик скучал по родителям и плакал, шах пообещал, что скоро его отправят домой. Однако из-за политических соображений того времени некоторые высокопоставленные вельможи при дворе не хотели, чтобы Гулам Кадир был освобожден и отправлен к отцу. Они помешали Его Величеству освободить негодяя.

В то время Его Величество был очень добр к Гулам Кадиру, разрешив ему интимный доступ, ведь он назвал своего заложника "моим любимым сыном". Автор вспоминает несколько строк поэзии рехта [урду], которые Его Величество произнес на банкете в саду, устроенном в честь Гулама Кадира. Одна из них [обыгрывающая псевдоним Шаха Алама - Афтаб, солнце] гласила:

Он мой особенный сын, а остальные - просто рабы,

О Боже! Сохрани дом моего преданного всегда обитаемым.

Пусть его сад желаний продолжает цвести,

Пусть осень никогда не нарушает границ его сада.

Пусть он будет воспитан в тени Божьей,

Пока светит Афтаб (солнце)

И небесные звезды сверкают в небе.

Вполне возможно, что у этой истории нет твердой основы, как и у гомофобной шутки Азфари о том, что Гулам Кадир страдал от "убна" - зуда в заднице. В то время гомосексуальные отношения между начальниками и подчиненными были вполне приемлемы и сами по себе не считались чем-то необычным или поводом для непристойных шуток. Шутка Афзари заключалась в том, что Гулам Кадир был "нижним" (что подтверждало его неполноценность), а не "верхним", что, очевидно, было важным различием в то время. Но некоторые более поздние источники идут дальше. Согласно "Наджиб-уль-Таварих", составленному сто лет спустя в 1865 году, Гулам Кадир был очень красив, и император Шах Алам II чувствовал или подозревал, что женщины королевского гарема проявляют к нему интерес. Поэтому в один прекрасный день император накачал своего молодого фаворита наркотиками до бессознательного состояния и приказал кастрировать его. Существует широко распространенная традиция, подтверждающая это, но в многочисленных современных историях об этом не упоминается, а в более поздних рассказах говорится, что принц Рохилла был бородатым, что, предположительно, не было бы возможным, если бы он действительно был евнухом.*

Тем не менее, если молодой пленник Гулам Кадир действительно страдал от нежелательных императорских привязанностей в своей позолоченной клетке Моголов, что вполне возможно, это, несомненно, поможет объяснить крайнюю, психотическую жестокость, которую он проявил к своим похитителям, когда несколько лет спустя столы были перевернуты.

Дели Шах Алам, в который он вернулся по окончании своей кампании против Забита Хана, мало напоминал ту великолепную столицу, в которой он вырос. Тридцать лет непрерывных войн, завоеваний и грабежей, начиная с 1739 года, привели к тому, что город был разрушен и обезлюдел.

Один путешественник описывал, каково было прибыть в Дели в этот период: "Насколько хватает глаз, это одна общая сцена разрушенных зданий, длинных стен, огромных арок и частей куполов... Невозможно созерцать руины этого великого и почтенного города, не испытывая глубочайшего впечатления меланхолии... Они тянутся вдоль берегов реки не менее чем на четырнадцать миль... Великая Масджид, построенная из красного камня, сильно обветшала. К нему примыкает Чандни Чоук, ныне превратившийся в руины; даже сам форт, часто менявший своих хозяев в течение последних семидесяти лет, быстро приходит в запустение...

Швейцарский авантюрист Антуан Полье нарисовал не менее мрачное видение. Дели, писал он, теперь представлял собой "груду руин и мусора". Особняки обветшали, великолепные резные балконы были распилены на дрова рохиллами; каналы на Фаиз-базаре и Чандни-Чоук были забиты и пересохли. Единственные дома, которые были в хорошем состоянии, принадлежали купцам или банкирам", - отмечал граф де Модав. Треть города была полностью разрушена. Полье обвинил отца Забиты Хан , Наджиба уд-Даулу, который, по его словам, "совершил в городе всевозможные бесчинства... опустошения и грабежи Надер-шаха и Ахмад-шаха Дуррани были подобны сильным бурям, которые несли все перед собой, но вскоре стихали; тогда как хаос, который рохиллы творили в течение десяти лет, напоминал язвенные штормы, которые постоянно бушуют и разрушают страну".

Великий поэт урду Мир вернулся в Дели из изгнания примерно в это время, полный надежд на то, что после стольких лет несчастья Дели удалось остановить движение по нисходящей траектории. По прибытии он не мог поверить в масштабы разрушений, которые он обнаружил. В отчаянии он бродил по заброшенным и опустошенным улицам, разыскивая свои старые места, тщетно ища что-то знакомое: "Что я могу сказать о плутоватых мальчишках с базара, когда самого базара не было?"