по-настоящему верны, и заменить их своими людьми. Раздражение, которое это поведение вызвало у всех при дворе, особенно у Наджаф-хана, самого главного из них, стало причиной заговоров и интриг... Ревнуя к своему генералу [Наджафу] и не доверяя своим министрам, которые не имеют никаких заслуг, Шах Алам всегда опасается какой-нибудь мелкой революции во дворце, которая вернет его в тюрьму, где он родился".

Но самой серьезной проблемой для двора были не столько внутренние разногласия и интриги, сколько постоянная нехватка средств у шаха Алама . 9 сентября 1773 года Шах Алам написал Уоррену Гастингсу письмо с просьбой о дани Бенгалии. Он сообщил, что не получал денег от Компании "в течение последних двух лет, и поэтому наше бедственное положение сейчас очень велико". Он напомнил Компании об их договорных обязательствах - перечислять доходы и ему земли, пожалованные ему в Коре и Аллахабаде.

Апелляция не увенчалась успехом. Гастингс, потрясенный страданиями бенгальцев во время великого голода, принял решение прекратить все выплаты "этому жалкому королю лоскутков и заплат". Мне доверена забота и защита жителей этих провинций, - писал он, - и их положение, которое в данный момент находится на грани несчастья, было бы невозможно исправить, если бы страна лишилась того небольшого богатства, которое в ней осталось". Это, однако, не помешало ему разрешить своим коллегам из Компании переводить в Англию гораздо более крупные суммы своих сбережений.

"Думаю, я могу пообещать, что пока он находится в руках маратхов, больше никаких выплат не будет, - писал Гастингс директорам год спустя, - и, если я смогу предотвратить это, никогда больше. Странно, что... богатство провинции (которое является ее кровью) должно истощаться для того, чтобы обеспечивать пышность шутовского короля, идола нашего собственного творения! Но еще более удивительно, что мы должны продолжать оказывать ему столь же опасное почтение, в то время как он является орудием единственных наших врагов в Индии, которым нужна только такая помощь, чтобы осуществить свои замыслы вплоть до нашего разорения". Когда его коллеги по Совету указали на то, что Компания владеет своими землями только на основании императорской хартии, Гастингс ответил, что, по его мнению, Компания владеет Бенгалией на основании "естественной хартии" меча. В 1774 году Гастингс наконец принял официальное решение прекратить все выплаты Шах-Аламу.

Потери для казны Шаха Алама были серьезными, и это означало, что он редко мог выплачивать своим войскам полное жалованье. Как отмечалось в отчете Компании, "расходы его армии настолько превышают его доходы, что значительная ее часть месяцами остается без средств к существованию, кроме как за счет кредитов или грабежей. В результате многочисленные части войск постоянно покидают его службу, а другие, столь же многочисленные, поступают на нее, поскольку он без разбора принимает всех искателей приключений".

Все это было вполне преодолимо, пока Наджаф-хан отвоевывал имперские владения вокруг Дели и возвращал во дворец награбленное у джатов и доходы Индостана. Настоящие проблемы начались, когда его здоровье стало сдавать, и

Наджаф-хан удалился, сломленный и измученный, на больничную койку в Дели.

 

Наджаф Хан впервые заболел зимой 1775 года и был прикован к постели в течение нескольких месяцев. Пока он был болен, джаты подняли восстание, и только после выздоровления в апреле он смог возглавить вторую кампанию по восстановлению императорской власти в Хариане.

В ноябре 1779 года интриган кашмирский министр Абдул Ахад Хан окончательно потерял доверие императора, когда возглавил катастрофическую кампанию против сикхов Патиалы. После этого провала Шах Алам наконец-то назначил Мирзу Наджаф-хана регентом, или Вакил-и-Мутлаком, вместо своего соперника. Ему было сорок два года. Это повышение император должен был сделать на много лет раньше: все наблюдатели были единодушны в том, что Мирза был самым способным из всех могольских чиновников. Но не успел Мирза Наджаф-хан взять в руки бразды правления, как его начали беспокоить продолжительные приступы лихорадки и болезни. Врата счастья, казалось, открылись для людей этих времен", - писал один из наблюдателей. Горожанам казалось, что они видят в зеркале обещанное счастье". Однако [после того как Наджаф-хан лег в свою постель] горн и барабаны приближающихся марширующих войск были подобны яду, растворяющему мысли".

Многие все еще завидовали стремительному взлету этого шиитского эмигранта, и, чтобы объяснить его заметное отсутствие в общественной жизни, распространялись слухи о том, что Мирза Наджаф-хан стал рабом удовольствий и проводит дни в постели с танцующими девушками Дели. Хайр уд-Дин Иллахабади утверждает в "Ибратнаме", что великого полководца сбил с пути злонамеренный евнух. Некий Латафат Али Хан хитростью вошел в доверие к Мирзе Наджафу, - пишет он, - и приобрел на него большое влияние".

Под видом своего доброжелателя он беззастенчиво побуждал мирзу, который до этого времени проводил время, сражаясь и побеждая врагов государства, вкусить доселе неизведанные удовольствия сладострастия. Латафат Али Хан сумел ввести в личные покои мирзы опытную проститутку, которая днем и ночью спала с тысячей разных мужчин. Теперь он заставлял ее бесстыдно появляться на каждом интимном собрании, пока Мирза не влюбился в нее и постепенно не стал ее сексуальным рабом. Через этот канал Латафат Али Хан мог получать бесконечные суммы денег и подарки, но вино и женщины быстро истощили силы Мирзы.

Мирза проводил все свое время с этой женщиной, поклоняясь ее красоте, пил вино до беспредела, его глаза воспалились и ослабли, тело лихорадило и расстраивалось, пока он не заболел тяжелой болезнью. Но он не обращал внимания на свое здоровье и продолжал веселиться до тех пор, пока мог это делать, игнорируя советы врачей умерить свое поведение. Наконец болезнь достигла той стадии, когда ее уже нельзя было ни вылечить, ни вылечить: горькие воды отчаяния сомкнулись над его головой, и Небеса распорядились, чтобы он внезапно умер в полном расцвете сил.

Какими бы ни были подробности любовной жизни Наджаф-хана, правда о его болезни была куда более жестокой. В действительности он проводил время в постели не в сексуальном экстазе, а в боли и страданиях, отхаркивая кровь. Полководец заболел чахоткой. К августу 1781 года он был прикован к постели. Он пролежал первые три месяца 1782 года, исхудалый и трупный, скорее мертвый, чем живой. От императора до самого захудалого жителя Дели, индусы и мусалманы одинаково тревожились за жизнь своего любимого героя", - писал Хайр уд-Дин. Когда усилия людей не увенчались успехом, они обратились к небесным силам и молились о его выздоровлении. В ночь на 7 раби в святилище богини Калка Деви [близ Оклаха] было совершено грандиозное жертвоприношение