этой акции был журналист Эрнст Генри. Под этой фамилией, как мы знаем, скрывался известный советский разведчик С. Н. Ростовский, он же Л. А. Хентов. А поскольку бывших разведчиков не бывает, то мы имеем право констатировать, что данная акция была организована советскими спецслужбами.

Это была не первая и не последняя акция, в которой участвовал бывший разведчик.

Имеются сведения, что Э. Генри общался не только с А. Д. Сахаровым, но и с некоторыми другими диссидентами, например, с П. Г. Григоренко, Р. А. Медведевым, А. И. Солженицыным, а также входил в число лиц, причастных к издававшемуся Р. А. Медведевым „Политическому дневнику“.

Конечно, Эрнст Генри мог поставлять КГБ информацию о диссидентском движении, но мы видим, что он играл не только пассивную роль. Ведь сбор подписей под письмом к XXIII съезду КПСС имел своей целью оказать влияние на руководство партии и способствовал пробуждению политической активности и даже переходу в оппозицию к существующему режиму некоторых из тех, кто подписал это письмо.

А среди них, как мы знаем, находился академик А. Д. Сахаров, для которого это был первый открытый политический шаг. Причем Андрей Дмитриевич специально отмечал, что после этого „Генри приходил еще много раз“ и информировал его о происходивших политических событиях. Именно бывший разведчик способствовал тому, что имя засекреченного академика впервые появилось на страницах самиздата. Именно он попытался опубликовать его статью об интеллигенции на страницах „Литературной газеты“. Характеризуя свою идейную эволюцию, Андрей Дмитриевич отмечал, что большое влияние на него оказал Р. А. Медведев, особенно знакомство с рукописью его книги о сталинизме. Между тем, как выясняется, впервые об этой книге он узнал от Эрнста Генри и именно Эрнст Генри познакомил его с Р. А. Медведевым.

Исходя из этого, мы можем утверждать, что приобщение А. Д. Сахарова к диссидентскому движению произошло во многом благодаря усилиям КГБ… Следовательно, происходившему под влиянием объективных причин, расширению рядов диссидентского движения способствовали не только зарубежные спецслужбы, но и то учреждение, которое всеми силами должно было бороться с этим движением — КГБ…»

Предположения о том, что госбезопасность управляла диссидентами и инакомыслящие на самом деле лишь исполняли задания своих тайных кураторов, возникали не раз. Анатолий Черняев, который много лет работал в аппарате ЦК, считал: председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов дирижировал исподволь диссидентским движением, чтобы в борьбе с ним демонстрировать свою верность партии, идеологии и особенно тем, от кого могло зависеть его продвижение к заветной цели. Наверное, в диссидентской среде действовала агентура…

Мысль о том, что Эрнстом Генри все еще руководили идеи, в которые он поверил совсем юным, и в голову не приходила. Советская действительность, особенно работа в аппарате формировали цинизм и лицемерие. Идеалистам не верили.

В тесном диссидентском кругу

Эрнст Генри видел: на все самые острые, болезненные и неотложные вопросы, возникающие перед нашим обществом, даются невероятно примитивные ответы. Что бы ни произошло в стране, реакция одна: запретить, отменить, закрыть. Причем мгновенно, без обсуждений и рассуждений. И казалось, что такова продуманная линия, сознательная политика, стратегия, выработанная умами анонимными, но великими. Однако когда он присматривался к тем, кто предлагал эти решения, то напрашивался иной вывод: ничего другого предложить они и не могут. Таков уровень представлений о жизни и мире. Авторы примитивных решений с гордостью ссылались на высокий уровень одобрения: люди-то нами довольны, одобряют то, что мы делаем…

Жизнь невероятно усложнилась. И Эрнсту Генри вспоминался марксистский термин — отчуждение. Происходило отчуждение от все усложняющегося и набирающего невиданный темп мира. Он рождал страх. И звучал испуганный призыв: ничего не менять! Оставить как есть! Не мешайте нам жить, как жили наши отцы и деды! Вожди и аппарат пытались убежать от настигающих общество проблем. Они были охвачены стремлением максимально упростить реальность, то есть навести порядок! Что означало: разогнать, наказать, посадить.

Эрнст Генри видел немалое число чиновников средней руки и понимал: выжить в начальственной среде и продвинуться по карьерной лестнице непросто. Требовалась особая предрасположенность к существованию в аппаратном мирке и годы тренировки. В аппарате превыше всего ценились дисциплина и послушание. Иерархия чинов нерушима, как в армии. Мало кто терпит самостоятельных подчиненных. Как правило, попытки высказать собственное мнение пресекались.

Вот эта армия чиновников принимала ключевые решения и определяла политический и экономический курс страны. Дискуссии, непредвзятый анализ, реальную критику, вообще любое вольнодумство они не принимали. Больше всего их устраивала роль исполнителей, неукоснительно проводящих в жизнь линию вождя. Трудность в том, чтобы уловить намерения начальника. С одной стороны, опасно что-либо предпринимать без высочайшего одобрения. С другой — не по всякому поводу обратишься. Можно вызвать раздражение:

— Без меня ничего решить не можете? Научитесь хоть что-то делать сами!

Писатель Андрей Платонович Платонов когда-то заметил, что не всякое угодливое слово нравится вождям. Надо, чтобы лакейское слово прозвучало вовремя. Не годится, если оно произнесено с опозданием, и вызовет гнев, коли высказано до срока. Начальство терпеть не может забегальщиков. Оттого некоторые самые рьяные иногда получают по рукам и оказываются в глупом положении. Не угадали, чего в данный момент желает непосредственный начальник… Что восхищает, так это аппаратная выучка! Вчера велели говорить одно, сегодня прямо противоположное. Ни обиды, ни возмущения! И то и другое произносится одинаково убежденно.

В жесткой системе неизбежно происходит ухудшение корпуса управляющих.

Во-первых, меняются сами критерии отбора. В цене лояльность и готовность исполнить любой приказ, а хороший профессионал не всегда может похвастаться именно этими качествами. Во-вторых, бдительные коллеги отжимают от власти более умелых и потому опасных для них конкурентов. В-третьих, на свою долю власти и привилегий претендует пехота массовых акций — те, кто не гнушался черновой работы, кто по сигналу кричал или аплодировал, разгонял или носил на руках. Они желают получить вознаграждение за свои труды, предъявляют чек к оплате и не предвидят возражений. Эти люди неостановимо карабкаются по ступенькам карьерной лестницы и задают тон в аппарате управления.

В ИМЭМО Эрнсту Генри рассказывали, что академика Иноземцева приглашают иногда на заседания правительства — полагалось прислушиваться к науке. Но однажды, когда директор института взял слово, председатель Совета министров Алексей Николаевич Косыгин вспылил:

— О какой инфляции вы говорите? Инфляция — это когда цены растут, а у нас цены стабильные. Нет у нас инфляции!