оружие. В октябре 1916 года полковник Вержбицкий был назначен командиром 336-го Ефремовского пехотного полка. За бои под Сморгонь — Крево в 1917 году он был удостоен солдатами полка награждения солдатским Георгиевским крестом с пальмовой веткой. 1 сентября того же года он вступил в командование бригадой 134-й пехотной дивизии. После захвата власти большевиками и начавшегося полного развала частей фронта полковник Вержбицкий был судим за неповиновение советской власти, но, спасенный преданными ему солдатами 536-го и 534-го пехотных полков, бежал и, уехав в Омск, затем скрылся в Усть-Каменогорске. Предложение офицеров 44-го Сибирского стрелкового полка о назначении полковника Вержбицкого начальником дивизии было принято генералом Ивановым-Риновым. Полковнику Вержбицкому было послано предложение, на что последовало немедленное согласие. 20 июня полковника Вержбицкий прибыл в Омск, а на следующий день, 21 июня, он уже выступил с отрядом на фронт.

Командиром 1-го Степного Сибирского стрелкового полка был назначен сначала подполковник 43-го Сибирского стрелкового полка Вознесенский, но после приезда в Омск генерала Гришина-Алмазова подполковник Вознесенский был заменен капитаном Жилинским — офицером 109-го Камского пехотного полка, произведшим очень хорошее впечатление на Гришина-Алмазова за время подпольной работы, но оставшимся без какой-либо должности и назначения после переворота. Узнав об этом, Гришин-Алмазов очень удивился и назначил его командиром 1-го Степного Сибирского стрелкового полка. Командиром 2-го Степного Сибирского стрелкового полка был назначен сначала капитан лейб-гвардии Павловского полка{1}, но вскоре он был заменен подполковником 43-го Сибирского стрелкового полка Панковым, который и вывел этот полк на фронт. Командиром 3-го Степного Сибирского стрелкового полка был назначен подполковник Черкасов — офицер 42-го Сибирского стрелкового полка. Назначение это нельзя было назвать удачным, так как Черкасов был полуинвалид.

Среди этих назначений командиров «регулярных» частей невольно приходится отметить командира первого партизанского офицерского отряда — штабс-капитана Казагранди[72]. Это был чужой для Омска и вообще Сибири офицер, случайно занесенный туда волею судеб. В день освобождения Омска он уже приступил к созданию своего отряда, а через день он уже покинул Омск, двинувшись вниз по Иртышу для борьбы с врагом.

Таковы были военачальники белых сибирских частей — молодые, полные сил и задора. Вчера еще они занимали незначительные посты в старой армии, сегодня в их руках — руководство полками возрождающейся армии. Им даны были большие возможности, и в известной степени от воли, способностей и такта их зависела судьба не только края, но и всей страны.

В нормальное время штабные должности замещаются лицами, специально подготовленными к таковой деятельности. В Гражданскую войну в этом отношении процветало «кумовство». Конечно, вначале, когда начальнику не приходилось много разбираться, но брать то, что находилось под руками, заполнение штабов рядом лиц, мало пригодных для такой работы, было простительно, но с течением времени начальники должны были бы оглянуться вокруг и почистить личный состав как своих штабов, так и штабов и управлений им подчиненных и подведомственных.

Сейчас обрисуем кратко обстановку в центральных управлениях белого Омска. И управление военного министерства, и штаб Степного корпуса уже в июне 1918 года поражали бывалых людей своими значительными размерами, не соответствовавшими наличному количеству войск. В управлении военного министерства и в штабе корпуса, особенно в последнем, наряду с бездельничаньем наблюдалась хаотическая постановка дела. Штаб корпуса возглавлялся весьма молодым есаулом, человеком, видимо, энергичным, но совершенно неопытным в порученном ему столь серьезном и ответственном деле, и притом крайне нервным, грубым, высокомерным и бестактным, возбудившим, благодаря этому, очень скоро против себя почти всеобщее негодование.

Каковы порядки были в штабе генерала Иванова-Ринова, показывает хотя бы следующий незначительный случай. Когда в штаб корпуса 21 июня, то есть на четырнадцатый день освобождения Омска от власти большевиков, явился неизвестно откуда прибывший некий подполковник Смолин[73] и предложил свои услуги по сформированию партизанского отряда, то в штабе никому и в голову не пришла мысль проверить как следует, действительно ли он является тем самым лицом, за кого себя выдает. Никто совершенно не подумал поинтересоваться его политической физиономией. Спохватились об этом только недели через две, когда в руках подполковника Смолина уже был партизанский отряд. Штаб корпуса тогда страшно всполошился и забил тревогу. Дело в том, что кто-то не то шутя, не то серьезно заявил в штабе корпуса, что Смолин фактически состоит на службе у большевиков и провоцирует Иванова-Ринова. И вот полетели из Омска в Курган телеграммы, секретные предписания, поехали агенты контрразведки для немедленного и точного выяснения местоположения отряда Смолина и задержания его. Но тут пришли донесения в штаб корпуса об успешных действиях отряда подполковника Смолина в глубоком тылу красных, кои внесли успокоение, доставили радость белому командованию, а для некоторых лиц, надо полагать, и порядочный конфуз. Невольно приходится задать вопрос: а что было, если б вместо Смолина генералу Иванову-Ринову представился какой-нибудь ловкий и предприимчивый большевик?

Первые походы белых

Большевики и красноармейцы, бежавшие из городов при захвате их чехами и белыми и не выловленные сторонниками белых, скрываясь в окрестностях, стали постепенно сорганизовываться в отдельные группы, партии, отряды. Они вели агитацию среди населения и, накапливая свои силы, готовились вступить в борьбу со своими врагами. В районе Петропавловска местность открытая, поэтому скрываться там большевикам было негде, тем паче что киргизы были настроены против них. Но в Курганском районе, где имеются леса, большевики успешно скрывались.

В целях пресечения зла в самом корне, русские добровольческие отряды (белые) при поддержке чехословаков приступили к вылавливанию большевистских партий и групп, скрывающихся поблизости. Последние устраивали засады, производили нападения. Последовали стычки, перестрелки…

Курганский офицерский добровольческий отряд был двинут для борьбы с этими зачатками красной партизанщины. Первое столкновение, в котором приняли участие курганцы, было столкновение у заимки Новоявленского. Тут курганцы потеряли, между прочим, одного убитого — прапорщика.

Это было 7 июня, в день освобождения города Омска от власти большевиков. В городе в нескольких местах была открыта запись желающих поступить добровольцами в только что зарождающиеся отряды будущей Белой армии. В течение каких-нибудь двух-трех первых часов в отряды записалось до 70 человек. К следующему утру налицо имелось уже несколько отрядиков, правда по своей численности совсем незначительных, но состоящих почти исключительно из офицеров. Во главе одного из таких отрядов встал некий штабс-капитан Казагранди.

Бежав из Омска вниз по Иртышу, большевики угнали с собою все пароходы, катера. Короче говоря, они не оставили белым никаких перевозочных средств, за исключением одного маленького буксира, перетаскивавшего за собою паром через Иртыш. Само собою разумеется, что на такое суденышко нельзя было