Во главе формирующегося Курганского добровольческого отряда встал чешский офицер — поручик Грабчик. Ему было примерно 35 лет. В прошлом это был офицер австро-венгерской армии. Помощником его был назначен русский — штабс-капитан Титов. Бойцами в отряд записывались офицеры и учащаяся молодежь — гимназисты, реалисты. Партийные работники предпочитали в ряды отряда не вступать, видимо намереваясь служить Родине иным порядком, главным образом или даже исключительно одной своей лишь политической работой. О представителях остальных слоев местного общества совсем уж не приходится говорить: освобождению они были очень рады, но это они, видимо, находили в полном порядке вещей и потому не утруждали себя думами о всяких не совсем приятных «мелочах».

Число добровольцев, записавшихся в отряд, вскоре достигло 150 человек. На этой цифре оно и остановилось. Оружия между тем в гарнизоне было так мало, что даже эта горсть добровольцев не была как следует вооружена. С содержанием отряда дело обстояло также не слишком важно.

После бегства большевиков выяснилось, что городская касса пуста. На содержание же отряда требовались деньги. Конечно, в этом отношении огромную помощь освобожденному городу могло оказать местное купечество, уделив малую толику от своих капиталов. Но тут-то и сказалась мелкая душонка этих «рыцарей аршина». Еще так недавно, при большевиках, они спешили по первому требованию Совдепа выплачивать наложенные на них значительные суммы. Тогда перед кассой Совдепа образовывались хвосты, в которых дело доходило даже до драк. Теперь же, когда новая власть предложила каждому жертвовать на общее дело столько, сколько каждый может, картина получилась обратная — в кассу поступали гроши. В результате городская дума принуждена была, в целях изыскания средств не содержание отряда и иных городских надобностей, обложить население налогом, правда мизерным, да к тому же еще и добровольным.

Получив известия о выступлении чехов в Петропавловске, Челябинске, Кургане, большевики выслали из Омска на запад сильный отряд с артиллерией и пулеметами. Нужно сказать, что после выступления в Петропавловске, в районе ст. Исиль-Куль, что между означенным городом и Омском, произошло неудачное выступление какой-то нестроевой чешской части. И вот большевики, подбодренные своим «успехом» под Исиль-Кулем, видимо, решили, что они так же легко и свободно раздавят своих противников и в Петропавловске, и в Кургане.

Со своей стороны чехи и белые в Петропавловске не дремали. Они успели даже на трех-четырех грузовых автомобилях съездить в город Ишим, находящийся на линии железной дороги Омск — Тюмень— Екатеринбург. Без труда был освобожден этот город от красных. Здесь была сформирована своя Ишимская добровольческая рота, а смешанный русско-чешский отряд из Петропавловска дня через три после своего выхода в экспедицию был уже снова у себя в Петропавловске, куда с запада прибыли чешские подкрепления. Не задерживаясь долго в Петропавловске, чехи и русские двинулись к Омску, навстречу врагу.

Столкновение вышеуказанного красного отряда, состоявшего в значительной своей части из пермских железнодорожных рабочих, с чехословаками произошло у станции Марьяновка. Большевики были разбиты наголову. Чехи захватили пленных, пулеметы и артиллерию, в которой сильно нуждались противобольшевики. Теперь путь на Омск был открыт.

7 июня чехи и белые приблизились к ст. Куломзино, находящейся против города Омска, на левом берегу реки Иртыша. После небольшого столкновения с красными она была ими занята. Одновременно с сим в городе выступила тайная организация, поддержанная союзом солдат-фронтовиков. Мост через реку Иртыш был занят отрядом, двигающимся с запада, но не омскими повстанцами. Переворот в будущей столице Белой Сибири произошел в общем быстро и безболезненно: утром в городе были еще «товарищи», а вечером на стенах домов и на заборах уже красовались воззвания новой власти.

Глава местной тайной офицерской организации, полковник Иванов-Ринов[65], объявил о своем вступлении в должность начальника местного гарнизона. Человек это был прослуживший много лет по административной части, но особой распорядительности он, во всяком случае, не проявил ни в последние часы советской власти в Омске, ни в первые часы новой национальной власти. Поэтому красные благополучно вывезли из города все суммы омского отделения Государственного банка и двинулись вниз по Иртышу.

«Западная Сибирь очищена от большевиков. Они бегут, унося с собою все, что можно захватить. Ярмо нового самодержавия уничтожено, Сибирь вновь свободна». Так начиналось первое воззвание-декларация новой власти. Далее указывалось, что «впредь до окончательного освобождения всей Сибирской территории, высшей местной властью является Западно-Сибирский Комиссариат, состоящий из уполномоченных Временного Сибирского Правительства: членов Всероссийского Учредительного Собрания: Павла Михайлова, Бориса Маркова и Михаила Линдберга, и председателя Томской уездной Земской Управы Василия Сидорова». Декларация эта стала известна в Омске до появления там уполномоченных. Первоначально в городах заявили о себе более мелкие эмиссары новой власти, фактически же освобожденной территорией правил Иванов-Ринов, как относительно опытный администратор и человек с характером.

Но вот в Омск прибыл Павел Михайлов. Бледный человек с горящими глазами, он работал день и ночь. Он немедленно созвал совещание из всех общественных деятелей, выяснил положение и приступил к формированию отделов управления. Оставляя в стороне создание различных ведомств и управлений, следует отметить, что относительно военного отдела на совещаниях к соглашению пришли не сразу. Вначале на должность заведующего этим отделом была выдвинута кандидатура члена Учредительного собрания Фомина (28 лет), но он не был военным. Тогда стали обсуждать, может ли штатский стоять во главе такого важного отдела, как военный, и следует ли вообще отделять военный отдел от штаба командующего армией. Г. К. Гипс[66] в своей книге указывает, что только он высказался за разделение сих должностей и управлений, но ни сам П. Михайлов, ни Фомин не только не поддержали Гинса, но даже наоборот: они высказались за совмещение обеих этих должностей и управлений, но при этом их доводы, по мнению Гинса, были не совсем убедительны. Позднее стало общеизвестным, что глава тайных военных организаций Гришин-Алмазов[67] по этому предмету предъявил П. Михайлову ультимативное требование. Должности управляющего военным отделом и должность командующего армией были совмещены. «Так было положено начало зависимости гражданской власти от военной», — восклицает Гинс в своей книге.

Относительно этого восклицания приходится сказать, что войны и революции всегда прекращают действия конституционных законов (гарантий) даже в самых демократических странах, где армия находится всегда в тени. Обстановка понуждает сосредоточить власть в руках немногих лиц, из числа которых силой обстоятельств наверх выносятся наиболее твердые характеры. Не столь важно, из какой среды выйдет этот вождь — из военной или гражданской, важно отметить, что в дни великих потрясений всегда