Шрифт:
Закладка:
Мужчина, заросший бородой до самых глаз, молча наблюдал за ней. Прозрачно-серые глаза сверкали остро, как две льдинки, впиваясь взглядом в лицо Бояны. Она медленно, точно перед ней был дикий зверь, обтерла вымя Хрычовки, шлепнула козу по спине, заставляя отойти, и наклонилась, подхватывая ведерко.
Опустив голову, девочка попыталась проскользнуть мимо по-прежнему молчавшего мужчины. Но он не дал ей этого сделать: рывком опустил руку ниже и преградил путь.
– Мне печь надо проверить, – голос Бояны дрогнул.
– Никуда не денется твоя печь, – разлепил он губы.
Голос звучал хрипло, неуверенно, будто мужчина отвык говорить.
– Матушка…
– Ты на нее похожа, – неожиданно бросил он.
От изумления Бояна вскинула голову, но натолкнулась на серый лед и поспешно уставилась в настланную на полу солому. А мужчина, которого ее мать когда-то любила без памяти, медленно обшаривал девочку глазами. Уголки его плотно сжатых губ побелели, будто он с трудом удерживался от чего-то.
– Всё при тебе… Еще пара-тройка весен, и надо будет замуж выдавать, покуда в подоле не принесла. Вот же ж бабы. Одни только проблемы с вами.
– Я замуж не хочу, – неожиданно вырвалось у Бояны.
Она тут же залилась краской до корней волос, поняв, что ляпнула. Не было ведь у девки большего счастья, чем пойти в мужнин дом, снять с него сапоги да обнаружить внутри монету – дар будущей супруге, первая деньга в кошеле рачительной хозяйки. Работящий да ласковый муж на всю жизнь счастливой сделает. Вот только Бояне слабо верилось, что по ее душу найдется подобный. Слишком часто видела она истории, подобные той, что с ее матерью приключились, чтобы в собственное счастье поверить.
Отец нахмурился, и Бояна сжалась еще сильнее. Пальцы на ледяной ручке ведра окостенели, но Бояна побоялась опустить его на землю. Вообще боялась пошевелиться лишний раз. А вот сказать такое умудрилась, и страх где-то запоздал.
– Ты что же, приживалкой остаться вздумала? Или, может, в вои податься решила? А, сопля? Ну-ка, в глаза мне смотри!
Бояна глубоко-глубоко вздохнула и подняла взгляд на отца.
– А хоть бы и в вои. Им спину только перед воеводой гнуть да перед князем. И никакой муж им не указ…
Боль вспыхнула, точно молния, коротко и ослепительно ярко. Голова Бояны мотнулась в сторону. С сухим коротким звяканьем выпало ведро из сведенных судорогой пальцев. Молочная река быстро впиталась в солому; отдельные тонкие ниточки добежали до порога и остановились, собираясь в быстро затягивающиеся льдом лужицы.
Девочка всхлипнула, прижимая ладонь к горящей щеке. Отец смотрел на нее тяжело и недобро. Костяшки на его левой руке покраснели, правой рослый мужчина по-прежнему перекрывал выход из клети.
– Еще раз ляпнешь что-то такое… Еще раз надумаешь опозорить меня… Выдеру так, что ни один знахарь не поможет. Всю спину порву. Будешь лежать на руках у матери и медленно дохнуть. Только подумать посмей. Я узнаю. Я всегда знаю, о чем ты думаешь, маленькое отродье. А если Зване скажешь – и ее изведу.
Мужчина, показавшийся огромным и страшным, словно выползшая из Серой Чащи навь, наклонился к Бояне, и она отшатнулась от него, как от дикого зверя.
– Это все мать твоя виновата, гнилая кровь! Не смогла сына мне принести, зато тебя выродила. Говорили мне…
– Хват? Когда ты вернулся? – раздался слабый голос Званы.
Бояна повернулась к ней, открывая рот, но пошатнулась, наткнувшись на горящий злым диким огнем взгляд отца, и захлебнулась непроизнесенными словами.
– Только что, – неохотно отозвался Хват, медленно отводя глаза от ненавистной дочери.
Небрежно кивнул жене, кутающейся в толстый пуховый платок, наконец отлепился от двери и прошел мимо, будто ненароком увернувшись от просительно протянутых тонких пальцев. Звана постояла мгновение с поднятой рукой, а потом уронила ее вдоль тела, продолжая смотреть вслед мужу помертвевшим взглядом. Наконец она вспомнила о Бояне. Охнула и обхватила лицо девочки, на котором наливался чернотой синяк во всю щеку.
– Что стряслось?!
«Если матери скажешь…»
– Споткнулась я. Хрычовка напугалась, лягнула со всей дури. Молоко жалко, – Бояна страшно боялась, что мать догадается, отчего у нее прыгают губы, но та, видно, решила, что от боли, и засуетилась вокруг дочери, причитая и вытирая мигом навернувшиеся слезы. Бояна глубоко вздохнула, загоняя страх поглубже, и робко улыбнулась Зване. – Уже почти не болит. Пойдем в избу, мам, тебе нельзя долго на холоде.
– Пойдем, пойдем, конечно, надо отцу еду разогреть, замаялся, поди, в дороге, – заторопилась мать, а Бояна споткнулась на пороге при упоминании Хвата и на мгновение, всего на мгновение всем сердцем отчаянно возжелала когда-нибудь…
Ну хоть когда-нибудь…
Стать сильнее его и наконец рассчитаться за все, что он совершил.
* * *
– Я так и не стала ни сильнее, ни храбрее, – Бояна сжимала колени, невидящим взглядом уставившись в никуда. – Я не спасла маму – она умерла от лихорадки спустя месяц. Мы с отцом стали жить вдвоем. Я почти перестала спать, все время ждала, что он ночью придет ко мне. И однажды так и случилось.
Слушая рассказ Бояны, Храбр думал лишь об одном. Что с радостью вернул бы душу ее отца из Подземного мира, чтобы еще раз, медленно, убить его снова.
Бояна отерла глаза и усмехнулась – невеселой, тяжкой ухмылкой. Храбр отдал бы жизнь за то, чтобы никогда не видеть ее на лице темноволосой девушки, но прошлое нельзя ни вернуть, ни поправить. Только принять его уроки и найти в них силу жить дальше, не оглядываясь.
– Я еле вырвалась от него и побежала прочь, как была, в ночной рубахе, простоволосая, только лапти успела подхватить. Он гнал меня через лес, как зверь гонит добычу. Стояла ясная звездная ночь, и отец прекрасно меня видел. Я выбралась на тракт, а там – Итрида. Она подхватила меня, не дав упасть, глянула лишь раз и ни о чем не стала спрашивать.
Отец вышел на дорогу, злой и страшный. Попытался схватить меня за руку. На Итриду и не посмотрел, будто она пустым местом для него была. А она его ударила. Кулаком, прямо в лицо. И кулак ее был весь в огне, – Бояна передернулась. – Отец взвыл, попятился. Царапал рожу, кричал, а пламя все росло… Итрида потом призналась, что и сама не думала, что так выйдет. Ее огонь был почти неподвластен ей, но в ту ночь он исполнил наше общее желание.
Отец упал и затих. Пламя Итриды
