несколько дней после взрывов в квартирах царило настроение полной прострации. Никто не знал, что делать... Потом Путин нам сказал. 'Делайте, что хотите. Я буду воевать. Если я проиграю, я проиграю. Но я буду воевать..." Я помню тот день, когда он занял эту позицию он просто почувствовал, что это его момент и это то, что он должен сделать... Мы надеялись, что он дистанцируется от всего этого. Потому что, все без исключения политики, которые брались за чеченскую войну, полегли. Это кладбище, политическое кладбище. Никто не выходит из чеченской войны в хорошем виде.

В электоральном плане Павловский был убежден, что это ужасная идея. Путина это не остановило. Он начал планомерно готовить общественное мнение к затяжному конфликту. Хасавюртовское соглашение, подписанное Ельциным для прекращения первой чеченской войны, было ошибкой, говорил он. 'Мы слишком долго беспомощно смотрели на происходящее. Мы не должны хныкать и скулить... Мы должны уничтожить гадину. Если мы не сделаем этого сегодня, то завтра будет еще хуже".

Те, кто отвечал за политику в прошлом, - продолжал он, - были трусами. После Хасавюрта чеченцы создали в своей республике криминальную экономику. 'Что сделала Россия? Ничего... Это было полное пораженчество... Если вы начинаете отступать, это приводит к еще большей агрессии, и число жертв растет и растет.

Это был боевой разговор. Ни один премьер-министр до этого не критиковал Ельцина так прямолинейно. Ни один премьер-министр не говорил так вызывающе о необходимости сопротивления. Но Путин счел необходимым дистанцироваться от президента и дать понять, что он - свой человек, не в последнюю очередь потому, что рейтинг Ельцина был близок к нулю.

К последней неделе сентября на границе с Чечней было сосредоточено около 50 тыс. российских войск. Ежедневно наносились авиаудары по базам боевиков, складам боеприпасов, запасам топлива и линиям связи. После бомбардировки аэропорта в Грозном журналист спросил Путина, какие районы подвергаются обстрелу. 'Там, где бандиты', - ответил он. Если они в аэропорту, мы будем бить по аэропорту.

Западные эксперты по России несколько месяцев спорили, была ли эта вспышка спланирована путинскими спин-докторами, чтобы нанести удар по общественному мнению, или она произошла сама собой. Его коллеги знали лучше. Это был язык улиц, который спонтанно вырывался наружу, когда Путину казалось, что его провоцируют.

Павловского поразил этот диссонанс. Он, как и журналисты, знавшие Путина ранее в Санкт-Петербурге, отмечал его "очень своеобразный стиль, очень необычную, литературную манеру речи", совершенно не похожую ни на Ельцина, ни на кого-либо из советских руководителей. При этом он мог быть и грубым, и вульгарным. Осенью того года, когда Павловский был обеспокоен количеством жертв среди мирного населения в Чечне и призвал Путина обуздать генералов, тот ответил: «Если я посылаю их на войну, я не могу приказать им жевать сопли!»

Путин попытался заверить россиян, что повторения "неудачной чеченской кампании" середины 1990-х годов не будет. Любые операции будут проводиться "очень взвешенно и осторожно". «Лобовых атак не будет. Мы будем терпеливо и методично уничтожать их с воздуха». Уже 28 сентября он настаивал на том, что "речь не идет о наземной операции".

Через два дня границу пересекли российские сухопутные войска.

К 5 октября они заняли равнины к северу от реки Терек и приступили к созданию так называемой "зоны безопасности вокруг Чеченской Республики" для предотвращения проникновения террористов на территорию России. В тот момент планировалось нанести по позициям боевиков удары с воздуха и артиллерии и отложить общее наступление до зимы. Но генерал Квашнин заявил, что длительное бездействие деморализует войска и лучше наступать, пока сопротивление не успело организоваться. Путин согласился. 15 октября наступление возобновилось.

Путин пообещал "не проводить танковых атак и налетов на города" и "не применять крайних мер, таких как ковровые бомбардировки", чтобы свести к минимуму потери среди мирного населения. Вскоре после этого начались танковые атаки и ковровые бомбардировки.

Русская армия была тупым инструментом. Большая часть офицерского корпуса была примитивной и коррумпированной. Рядовой состав подвергался жестокому обращению. Генералы, по словам Путина, не "жевали сопли". Они крушили все на своем пути. Жертвы среди мирного населения их не волновали. Первым из многих варварских ударов, попавших в заголовки газет на Западе, стал ракетный удар по Грозному 21 октября, в результате которого погибло не менее 140 человек, в том числе много женщин и детей, попавших в городской рынок, мечеть и родильный дом. Путин, только что прибывший в Хельсинки на саммит Россия-ЕС, отрицал вину российских войск и предположил, что это могло быть результатом "перестрелки между враждующими бандитскими группировками". Это была наглая ложь. Ракетные удары были частью планомерной кампании по запугиванию мирного населения и демонстрации бесполезности сопротивления. Почти 180 000 беженцев уже бежали в соседние республики. Заверения Путина о том, что "мы не ставим знак равенства между бандитами и чеченским народом", никого не убедили.

Российские военные были неспособны вести сложную противоповстанческую кампанию. Они понимали только насилие. Но это была единственная армия, которой располагал Путин. С чеченской стороны правительство Масхадова было не лучше. Его власть не распространялась за пределы Грозного. В других местах власть принадлежала местным полевым командирам. Чечня была несостоявшимся государством, мало чем отличавшимся от Сомали, за исключением того, что она входила в состав России.

Путин прекрасно понимал, что в конечном итоге необходимо политическое решение, но для этого у него должен быть партнер, с которым можно вести переговоры. Зимой 1999 года такого партнера не было. Альтернативой было либо избить повстанцев до полусмерти, невзирая на количество жертв среди мирного населения, либо позволить территории отделиться и стать очагом исламского фундаментализма, предшественником халифата, который спустя дюжину лет провозгласит в Сирии и Ираке ИГИЛ, так называемое "Исламское государство". По мнению Путина, жестокость войны - это цена, которую необходимо заплатить за предотвращение еще более страшных трагедий, а те, кто отказывается видеть это, лицемерят.

Нападения на Грозный вызвали осуждение со стороны многих западных лидеров. Новый канцлер Германии Герхард Шредер заявил о массовом убийстве. Жак Ширак заявил, что Европа "глубоко потрясена поведением России". Клинтон был более осторожен, сказав лишь о необходимости минимизировать потери среди мирного населения. Но когда в начале ноября он встретился с Путиным в Осло, где они оба принимали участие в конференции по Ближнему Востоку, он призвал его начать переговоры:

КЛИНТОН: Важно защищать свой суверенитет и территориальную целостность, противостоять терроризму. Но если ценой этого являются крупные жертвы среди гражданского населения, то это слишком высокая цена... Необходимо сочетать политическую и военную стратегию...

ПУТИН: Я думаю, вы со мной согласитесь, что