– Шестнадцатого июня Тиррел получил прощение, – задумчиво произнес Грант. – Шестнадцатого июля он помилован вновь. В ноябре или около того мать мальчиков возвращается в город. А в феврале ее приговаривают к пожизненному заключению.

– Это наводит вас на размышления?

– Конечно.

– Думаете, он сделал это? Тиррел?

– Возможно. Не правда ли, весьма примечательно, что стоит нам обнаружить нарушение нормального хода событий, как Тиррел тут как тут. Причем с очередной необъяснимой переменой в судьбе. Когда возникли слухи об исчезновении мальчиков? Я имею в виду – когда об этом заговорили в открытую?

– Кажется, в самом начале царствования Генриха.

– Да, сходится… Вот что может объяснить то, что озадачивало нас в начале изысканий.

– Что вы имеете в виду?

– Этим может объясняться отсутствие волнений, когда мальчики пропали. Это было загадкой даже для тех, кто считал, что в случившемся повинен Ричард. Если подумать, ему это с рук не сошло бы. В самом деле, у Ричарда полно противников, а он оставил их всех на свободе и позволил разъехаться по стране и плести заговоры. В случае исчезновения мальчиков ему пришлось бы иметь дело со всей вудвиллско-ланкастерской кликой. Генрих, в отличие от Ричарда, не церемонился с оппозиционерами, когда дело касалось вмешательства в дела, неуместного любопытства. Все его противники быстрехонько очутились за решеткой. Опасность для него на самом деле представляла только теща, но в тот миг, когда она могла что-то предпринять, изолировали и ее.

– А вы не считаете, что она могла что-нибудь натворить, когда поняла, что у нее нет известий о детях?

– Возможно, она так и не узнала об их исчезновении. Генрих мог просто заявить: «Я не хочу, чтобы вы их видели. Такова моя воля. Вы оказываете на них дурное влияние».

– Может быть… Ему даже не нужно было выжидать, покуда она начнет подозревать недоброе. Он мог решить все одним ходом. «Вы дурная женщина и дурная мать; я отправляю вас в монастырь, дабы спасти ваших детей от скверны вашего присутствия».

– Да, вы правы. Что до остальных англичан, то он был в безопасности. После счастливой мысли обвинить сторонников Ричарда в «измене» никто не смел и голову высунуть и уж тем более любопытствовать о судьбе принцев. Где гарантия, что Генрих не обвинит их в чем-нибудь задним числом, чтобы отправить в заточение и прибрать к рукам их поместья? Нет, то было неподходящее время проявлять излишнее любопытство.

– Притом, что мальчики находились в Тауэре, вы это имеете в виду?

– Да, притом что мальчики жили в Тауэре, под надзором людей Генриха. О Генрихе не скажешь, что он обладал терпимостью Ричарда. Он и мысли не допускал о возможности союза Йорков и Ланкастеров. В Тауэре, конечно же, были только люди Генриха.

– Похоже, вы правы. Знаете ли вы, что Генрих был первым английским королем, который завел личную охрану?.. Вот бы узнать, чтó он рассказывал жене о ее братьях?

– В самом деле. Возможно даже, что он говорил ей правду.

– Генрих?! Никогда! Что вы, мистер Грант, Генриху стоило бы душевной борьбы признать, что дважды два четыре. Уверяю вас, он был сущим крабом: к любой цели всегда подбирался бочком.

– А вдруг он был садист? Ведь Елизавета ничего не могла поделать, даже если бы захотела. Впрочем, вряд ли она хотела. Она только что произвела на свет наследника английского престола и была готова дать жизнь второму. У нее просто не было свободного времени на серьезные интриги, особенно такие, которые могли закончиться для нее плачевно.

– Нет, Генрих не был садистом, – печально произнес молодой Кэррэдайн, словно сожалея, что приходится признать отсутствие у Генриха хотя бы этого порока. – Скорее наоборот. Он вовсе не получал удовольствия от убийства. Он должен был привыкнуть к мысли об убийстве, облачить его в законное одеяние. Если вы считаете, что Генрих наслаждался, в постели описывая Елизавете, что сотворил с ее братьями, то вы заблуждаетесь…

– Возможно, – согласился Грант и примолк, продолжая размышлять о Генрихе. – Сейчас я подбирал для Генриха подходящее определение, – проговорил он наконец. – Ничтожный. Да, да. Он был ничтожеством. Все его поступки – поступки ничтожества.

– Точно. И даже волосы у него были тоненькие и редкие.

– Я не имел в виду его внешность.

– Знаю.

– Пожалуй, все, что он делал, оказывалось жалким. Если поразмыслить, «вилка Мортона» – самый убогий способ получать доход. Но дело не только в его скаредности. Все в нем убого, правда?

– Да. Доктору Гэйрднеру в случае с Генрихом не составило бы никакого труда увязать поступки персонажа с его характером. Кстати, как продвигается знакомство с книгой?

– На редкость занимательное чтиво! Только порой мне кажется, что почтенный доктор мог бы зарабатывать себе на жизнь как преступник.

– Что, надувает читателя?

– Напротив, не надувает. Честен, как бойскаут. Просто, сказав «Б», не может додуматься до «В».

– Продолжайте…

– От «А» к «Б» логически перейти может любой – даже ребенок. И большинство взрослых могут продолжить связь от «Б» к «В». Большинство, но не все. Например, многие преступники. Вы мне не поверите – это такое разочарование после популярного представления о преступнике как о незаурядной и хитроумной личности, – но преступный ум в принципе прост. Даже не представляете насколько! Надо поработать с преступниками, чтобы убедиться в отсутствии у большинства из них способности логически мыслить. Они подходят к «Б», но сделать скачок дальше к «В» не могут… Они совместят две совершенно несовместимые вещи, и никаких вопросов или сомнений у них не возникнет. Вы не убедите их, что и то и другое вместе невозможно, как не убедите человека, лишенного вкуса, что прибитая фанера не может служить достойной заменой балок эпохи Тюдоров. Кстати, вы начали писать книгу?

– Ну… только приступил. Во всяком случае, я уже знаю, какой она должна быть. Я имею в виду форму. Надеюсь, вы не станете возражать…

– А почему я должен возражать?

– Я хочу написать ее, изложив по порядку, как все случилось в действительности… Как я пришел сюда и как по чистой случайности мы занялись Ричардом, даже не предполагая, куда это нас заведет. Как мы придерживались только реальных фактов, не обращая внимания на то, что кто-то сочинял задним числом, и как мы искали нарушения в цепи событий, которые навели бы нас на след истины, словно пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность от ныряльщика, и все такое…

– Отличный замысел.

– Правда?

– Конечно.

– Тогда все в порядке. Спасибо. В качестве гарнира я приведу кое-какие исследования о Генрихе. Хотел бы я сравнить жизнеописания Генриха и Ричарда на основе их подлинных дел, чтобы люди сами могли прочесть и сопоставить их. Знаете ли вы, что это Генрих