А ныне, пополам с грехом, богаты стали;

С которыми теперь и графы и князья —

                Друзья;

        Которые теперь с вельможей,

У коего они не смели сесть в прихожей.

        Играют зáпросто в бостон?

        Велико дело — миллион!

Однако же, друзья, вы столько не гордитесь!

        Сказать ли правду вам тишком?

        Не дай бог, если разоритесь:

И с вами точно так поступят, как с Мешком.

КОТ И ПОВАР

          Какой-то Повар, грамотей,

          С поварни побежал своей

             В кабак (он набожных был правил

      И в этот день по куме тризну правил),

А дома стеречи съестное от мышей

             Кота оставил.

Но что же, возвратясь, он видит? На полу

Объедки пирога; а Васька-Кот в углу,

             Припав за уксусным бочонком,

Мурлыча и ворча, трудится над курчонком.

             «Ах ты, обжора! ах, злодей! —

             Тут Ваську Повар укоряет,—

Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?

(А Васька все-таки курчонка убирает.)

      Как! быв честным Котом до этих пор,

Бывало, за пример тебя смиренства кажут,—

             А ты... ахти, какой позор!

             Теперя все соседи скажут:

             «Кот Васька плут! Кот Васька вор!

  И Ваську-де, не только что в поварню,

             Пускать не надо и на двор,

             Как волка жадного в овчарню:

Он порча, он чума, он язва здешних мест!»

      (А Васька слушает, да ест.)

Тут ритор мой, дав волю слов теченью,

Не находил конца нравоученью.

      Но что ж? Пока его он пел,

        Кот Васька все жаркое съел.

             А я бы повару иному

      Велел на стенке зарубить:

Чтоб там речей не тратить по-пустому,

      Где нужно власть употребить.

ОГОРОДНИК И ФИЛОСОФ

Весной в своих грядах так рылся Огородник,

      Как будто бы хотел он вырыть клад:

              Мужик ретивый был работник,

              И дюж и свеж на взгляд;

Под огурцы одни он взрыл с полсотни гряд.

      Двор обо двор с ним жил охотник

                    До огородов и садов,

Великий краснобай, названый друг природы,

              Недоученный Филосóф,

Который лишь из книг болтал про огороды.

Однако ж за своим он вздумал сам ходить

              И тоже огурцы садить;

      А между тем смеялся так соседу:

                    «Сосед, как хочешь ты потей,

              А я с работою моей

              Далеко от тебя уеду,

              И огород твой при моем

              Казаться будет пустырем.

Да, правду говорить, я и тому дивился,

Что огородишко твой кое-как идет.

              Как ты еще не разорился?

Ты, чай, ведь никаким наукам не учился?»

      «И некогда,— соседа был ответ.—

              Прилежность, навык, руки:

              Вот все мои тут и науки;

              Мне бог и с ними хлеб дает».

«Невежа! восставать против наук ты смеешь?»

«Нет, барин, не толкуй моих так криво слов:

              Коль ты что путное затеешь,

              Я перенять всегда готов».

«А вот, увидишь ты, лишь лета б нам дождаться...»

«Но, барин, не пора ль за дело приниматься?

              Уж я кой-что посеял, посадил;

      А ты и гряд еще не взрыл».

      «Да, я не взрыл, за недосугом;

                    Я всё читал

                    И вычитал,

Чем лучше: заступом их взрыть, сохой иль плугом.

              Но время еще не уйдет».

       «Как вас, а нас оно не очень ждет»,—

Последний отвечал и тут же с ним расстался,

                    Взяв заступ свой;

              А Филосóф пошел домой.

              Читал, выписывал, справлялся

              И в книгах рылся, и в грядах,—

              С утра до вечера в трудах.

              Едва с одной работой сладит,

              Чуть на грядах лишь что взойдет,

              В журналах новость он найдет —

              Все перероет, пересадит

              На новый лад и образец.

              Какой же вылился конец?

У Огородника взошло все и поспело:

              Он с прибылью, и в шляпе дело;

                    А Филосóф —

                    Без огурцов.

КРЕСТЬЯНИН И ЛИСИЦА

«Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть

                        Кур красть? —

Крестьянин говорил Лисице, встретясь с нею.—

             Я, право, о тебе жалею!

             Послушай, мы теперь вдвоем,

Я правду всю скажу: ведь в ремесле твоем

             Ни на волос добра не видно.

Не говоря уже, что красть и грех, и стыдно,

             И что бранит тебя весь свет,

                    Да дня такого нет,

Чтоб не боялась ты за ужин иль обед

             В курятнике оставить шкуры!

             Ну, стоят ли того все куры?»

             «Кому такая жизнь сносна? —

                    Лисица отвечает.—

Меня так все в ней столько огорчает,

             Что даже мне и пища не вкусна.

Когда б ты знал, как я в душе честна!

      Да что же делать? Нужда, дети;

Притом же иногда, голубчик кум,

             И то приходит в ум,

Что я ли воровством одна живу на свете?

Хоть этот промысел мне точно острый нож».

                  «Ну, что ж? —

Крестьянин говорит.— Коль вправду ты не лжешь,

             Я от греха тебя избавлю

             И честный хлеб тебе доставлю;

Наймись курятник мой от лис ты охранять:

Кому, как не Лисе, все лисьи плутни знать?

      Зато ни в чем не будешь ты нуждаться

И станешь у меня как в масле сыр кататься».

             Торг слажен; и с того ж часá

             Вступила в караул Лиса.

Пошло у мужика житье Лисе