— Проповедник ложных истин!

— Что? — спросила Элас Силь.

— Богохульник! Проповедник того, что не следует знать!

— Ну и ладно! — внезапно необъяснимым образом осмелев, крикнул Имид. — Теперь-то уже слишком поздно, верно?

Снова послышались вздохи. Хуже того, на площади позади них собралась толпа — как мертвых, так и живых.

— Похоже, ты здорово вляпался, — произнесла за спиной Имида Элас.

Монахиня развела руки в стороны.

— Требуется суд! — воскликнула она. — Пусть же заговорит Госпожа Благости! Со своего пресвятого алтаря!

Изнутри каменной глыбы рядом с женщиной послышался странный скрежет, а затем дрожащий голос:

— Не дитя ли я чую?

Шлепок по тяжелой отвисшей щеке, потом еще один, и еще, и еще…

— Хватит! Пожалуйста! Больно!

— Тошнот? Ты проснулся?

Моргнули мутные заплывшие глазки, и горестное выражение сменилось хмурым взглядом.

— Инеб Кашель? Ты никак решил меня прикончить?

— Я пытаюсь тебя разбудить!

— Я что, заснул? Неудивительно, знаешь ли. Нажрался до отвала — ну и ночка! Просто не ожидал!

Инеб Кашель стоял на груди демона Чревоугодия — вернее, на левой ее половине, потому что Тошнот Неопрят настолько разросся, что заполнял собою весь переулок. Складки плоти упирались в стены, почти вываливаясь на соседнюю улицу.

— И все-таки придется тебе встать, — сказал Инеб, рыгнув и обдав его перегаром. — Ты мне нужен. Нам предстоит отправиться в путешествие.

— В путешествие? Куда?

— Недалеко, обещаю.

— Не могу. Слишком тяжело. Еще немного, и я лопну — боги, откуда такая алчность?

Присев, Инеб поскреб рябой подбородок:

— Видать, накопилась за все это время. Таилась где-то в глубине. Что касается еды: видел на улицах хоть одну собаку? Кошку? Лошадь? Я тоже не видел. Ночь превратилась в кровавую баню, и она еще не закончилась. Кто мог такое вообразить?

— Так что все-таки случилось? — спросил Тошнот.

— Кто-то в городе нанял двоих некромантов, Тошнот, чтобы положить конец этому царству ужаса. — Он шмыгнул носом, из которого текло из-за набившейся пыльцы. — Похоже, начало стало бурным.

— Некромантов?

— Да. Один из них — заклинатель демонов, и мне от этого не по себе, Тошнот. Еще как не по себе. Но покамест он не пытался меня пленить, и я считаю это хорошим знаком, ведь я долго был очень слаб.

— Но теперь-то беспокоиться не о чем? — Тошнот поерзал, и под Инебом пошли волнами массы плоти. — Теперь мы слишком сильны. И никакой заклинатель над нами не властен.

— Пожалуй, ты прав. И похоже, эти некроманты держат свое слово. Свалят Макротуса с трона, посадят на его место кого-нибудь не столь ужасного, и Диво вернется к обычному для него состоянию упадка. Может, даже самого Некротуса на трон возведут: второй некромант его воскресил.

— О радость!

— Так или иначе, нам нужно идти. Не видел в последнее время Лень?

— Она только что была тут…

Откуда-то снизу послышался слабый стон.

Те горожане, которые были еще способны двигаться, уже покинули площадь перед дворцом, когда Эмансипор Риз заметил Бошелена. Его хозяин медленно шел, заложив руки за спину и то и дело останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с разнообразными увечными мертвецами и неупокоенными, в сторону ступеней, на которых сидел слуга.

Бошелен пристально взглянул на Эмансипора:

— Король Макротус там, внутри?

— Да, — кивнул Эмансипор, — он вряд ли куда-то уйдет.

— Я был вместе с королем Некротусом, — сказал некромант, оглядываясь вокруг, — но нас, похоже, разделила толпа… ладно, подробности не имеют значения. Как я понимаю, Риз, вам не попадался на глаза труп, желающий войти во дворец?

— Боюсь, что нет, хозяин.

— Понятно. Позвольте полюбопытствовать, Риз: вас не удивило, что события начали развиваться со столь головокружительной скоростью?

— С тех пор как позади меня из этого здания выбежал Инветт Отврат, весь город, похоже, тронулся умом.

— Инветт Отврат?

— Паладин Чистоты, хозяин. Предводитель рыцарей Здравия. Боюсь, что… — Эмансипор поколебался, — в общем, я одолжил ему платок. У него, понимаете ли, кровь шла из носу. Всего лишь простая любезность — как можно меня в том винить? В смысле, что…

— Любезный Риз, успокойтесь, пожалуйста. Терпеть не могу бессвязный лепет. Если я верно вас понял, то один из множества ваших платков теперь в руках этого паладина. И это, с вашей точки зрения, каким-то образом важно.

— Хозяин, помните то поле д’баянга, через которое мы проходили пять или шесть дней назад?

Бошелен прищурился:

— Продолжайте, Риз.

— В общем… бутоны ведь раскрылись, да? Их называют коробочками, но они, как вам наверняка известно, никакие не коробочки. Так или иначе, в воздухе было полно спор…

— Вообще-то, Риз, в воздухе вовсе не полно спор, если оставаться на дороге. Однако, как я припоминаю, у вас, похоже, слегка помутился разум, и вы побежали прямо через поле, закрывая платком нос и рот.

Эмансипор покраснел:

— Корбал Брош попросил меня понести женские легкие, которые он забрал тем утром… хозяин, они еще дышали!

— То есть речь шла о небольшой услуге…

— Простите, хозяин, но мне она таковой не показалась! Признаюсь, я повел себя неуместно, поддавшись ужасу и панике, но все же… Как вам известно, я терпеть не могу возбуждающую алхимию. Ступор, забытье — да, сколько угодно. Но возбуждение, вроде того, что вызывают споры д’баянга? Нет, этого я просто не выношу. Потому и закрылся платком.

— Скажите Риз, платок, который вы одолжили паладину, — не тот ли это самый, со спорами д’баянга?

— Увы, хозяин, тот самый. Я собирался его постирать, но…

— И на паладина подействовало?

— Похоже на то. Его охватила некая внезапная страсть.

— Что, возможно, привело к… осуждению всех без разбора?

— Угу, можно и так сказать.

Бошелен погладил бороду:

— Просто необычайно. Под маской разумной необходимости, Риз, может твориться любая жестокость. Но стоит сорвать эту иллюзорную маску, как террор становится непредсказуемым и, возможно, даже всеобщим. — Он помедлил, постукивая по носу длинным пальцем, а затем безжалостно продолжил: — Тот сундук с деньгами по праву принадлежит вам, любезный Риз. Воскрешение мертвых? Как оказалось, в том не было никакой необходимости. Все, что требовалось, — легкий, едва заметный толчок в исполнении невинного, в чем-то даже наивного слуги.

Эмансипор уставился на некроманта, отчаянно пытаясь опровергнуть обвинение, но не смог вымолвить ни слова. В голове у него насмешливым рефреном звучало: «Нет, это не я, нет-нет, это не я. Это все он. Кто — он? Да все