— А сейчас объясню тебе самое главное правило в этом междусобойчике! Нам необходимо участие абсолютно всех до единого. Пусть, каждый из пяти пришедших с тобой, внесет свою лепту в наше общее дело! Чистеньких и не замазанных тут не будет. Это главный залог того, что они не побегут наперегонки к герцогу, архиепископу или прямиком в Ватикан! — Нахмуренные брови и ледяной взгляд говорили, что сейчас ей лучше не возражать.

Бертран широко раскрыв рот смотрел на Агату и криво улыбался, выражая своё безраздельное уважение. Он, действительно, восхищался леди Агатой.

Она нравилась ему и как женщина, и как руководительница всей своей банды. Вышедший из самых низов руанской черни, за деньги, Бертран был согласен на всё, невзирая на последствия. Не было ничего такого, чего бы этот бандит не мог совершить, ради золота и ее благосклонного взгляда.

Дитмар же, наблюдая происходящее, иллюзий относительно того, что им уготовила эта милая дама со своими подручными, не питал.

Но после всего, что он пережил в Испании, погибнуть здесь и сейчас было бы верхом глупости и невезения. Неужели всё и произойдёт так, как задумывала эта подлая тварь. Много лет подряд, с ней ничего не случается, будто бы высшие силы охраняли эту мегеру от правосудия.

Он напряг кисти рук, но путы были наложены тем, кто хорошо понимал толк в узлах и верёвках.

— Перенесите обоих поближе к центральному входу в винные погреба. Не хотелось бы, чтобы те, кто найдёт тела, видели, что они распивали вино сидя рядышком и преспокойно беседуя.

Пусть думают, что иезуит напал на настоятеля сзади, сразу после того, как тот зашёл в подвальное помещение. Завалить такого гиганта очень не просто, а потому ран должно быть достаточно много. И ещё, все они должны быть такими, чтобы кровь хлестала из него как из бочки. Думаю, что чем больше крови, тем лучше.

К тому же, когда их тела найдут, то они уже завоняют! И это тоже, будет нам весьма на руку. Никому не хочется возиться в дерьме, а тем более, когда дело сделано и ничего уже не исправить.

Подхватив под руки настоятеля и отца-эконома, их по очереди отволокли поближе к широким дверям запертым изнутри. Центральные двери в хранилище вин были закрыты на засов, так как предусмотрительный отец-эконом опустил задвижку, убегая от тех, кто пытался сбросить его со стены монастыря.

Он, тогда, лишь по счастливой случайности избежал своей гибели. Но, теперь, леди Агата всё же добралась до него и похоже, смерти больше не избежать.

Вот и сейчас она шла за ними по пятам, сопровождая до самого входа, где и должна была произойти эта казнь.

Бертран достал длинный, широкий нож, выполнявший функции и кинжала, и тесака. Таким ножом, охотники часто пользуются в лесу. Им можно было нарубить щепы для костра, разделать тушу оленя или косули. Но сейчас, этим орудием, полуграмотный головорез и намеревался пошинковать на куски двух священников.

От волнения, настоятель весь побелел, словно вымоченный в извести кусок полотна, но сказать что-то ему мешал кляп. И лишь по движениям могучих рук, и тем усилиям, которые он прилагал пытаясь разорвать путы, было видно, чего ему стоило видеть эти приготовления.

Его, старого и опытного бойца, пытались зарезать будто свинью, предназначенную на убой к празднику Всех Святых или Преображения.

И кто? Его любимая женщина и какой-то полуграмотный негодяй, подвизавшийся в монастыре под видом охранника в Арсенале.

Со спокойствием и безразличием мясника, выродок деловито осматривал своего недавнего патрона планируя куда лучше и вернее нанести удар, чтобы вызвать обильное кровотечение, когда его внезапно остановили.

Голосом не терпящим возражений, леди Агата скомандовала ему.

— Прекрати, сейчас же! Остановись! Ты меня понимаешь, Бертран! — В воздухе раздался свист хлыста, после чего Бертран схватился за руку и заскулил словно собака, побитая жестоким хозяином. — За что, госпожа Агата! За что! Не понимаю, я ведь только хотел сделать как лучше! Все, как вы и приказали! Ничего лишнего! Несколько точнейших ударов ножом и аббат окажется в раю, или в аду! Хотя последнее, мне кажется более вероятным!

— Ты забыл с кем разговариваешь, собака! — На Агату было страшно смотреть.