Его ариозо – признание – начинается со слов: «Я люблю вас, я люблю вас, Ольга».

И здесь у современного русского человека возникает вопрос: как он обращается к ней? На «вы»? Сколько, вы сказали, ему лет? А ей? Но они ведь почти дети! И, судя по текстам пушкинского романа в стихах, знакомы с самого раннего детства.

Тогда почему восемнадцатилетний юноша, обращаясь к пятнадцатилетней девочке, говорит (поет) ей: «Я люблю ВАС».

Почему «вас», а не «тебя»? Так вот, дело здесь не в возрасте.

Важнее не то, сколько им лет, а то, что Ольга Ларина и Владимир Ленский – дворяне. А в обращении друг к другу русские дворяне чаще всего употребляли место-имение «вы». Даже муж и жена большей частью говорили друг другу «вы».

Переход на «ты» означал, что в этот момент они испытывают очень интимные чувства по отношению друг к другу.

Представьте себе супружескую пару в Дворянском собрании. Они общаются друг с другом (как и положено) на «вы». И вдруг Она поворачивается к Нему и очень-очень тихо говорит Ему: «ТЫ знаешь, я немного устала. Не пора ли нам домой?»

Вы себе не представляете, как он был взволнован этим шепотом! (Нет-нет, совсем не потому, что она говорит об усталости, и вовсе не потому, что нужно срочно ехать домой).

Он взволнован словом «ТЫ».

Это обращение было невероятно сближающим. И сей шепот означал для него прежде всего то, что она очень соскучилась и хочет побыть с ним наедине.

Таким образом, нет ничего удивительного, что в начале своего ариозо Ленский обращается к Ольге на «вы».

Удивительное как раз дальше.

Там, где Ленский неожиданно переходит на «ты»:

ТЫ – одна в моих мечтаньях,

ТЫ одно мое желанье,

ТЫ мне радость и страданье,

Я люблю ТЕБЯ, я люблю ТЕБЯ…

– Это невозможно себе представить! – говорили слушатели того времени. – Как он только посмел?! Ведь это переходит всякие границы!

Другие слушатели были просто потрясены. Надо же, прямо в опере, прямо на сцене – и сказать такое! Какая смелость! Так прямо и спел при всех: «Я люблю ТЕБЯ».

А!

Он!!

Посмел!!!

Он ТАК любит, что ему уже не до правил этикета.

Ведь в мыслях обезумевший от любви поэт уже давно на «ты» со своей любимой Ольгой.

Он и сам потрясен своей дерзостью. Но ничего уже не может с собой поделать!

Только зная подобные детали, вы можете, насколько возможно глубоко, понять эту трех-четырехминутную музыку Любви.

Ибо Чайковский за эти минуты звучания ариозо делает все, чтобы музыкой оправдать поведение Владимира Ленского.

Весь поток музыкальной страсти, весь свой мелодизм, всю свою эмоциональность использует русский композитор.

Ленский имеет право на «ты».

Боже! Сколько он у себя там, в Гёттингенском университете, про Ольгу – любовь свою – стихов написал, сколько воспоминаний о детстве, сколько поэтических слез пролито!

И вся эта короткая ария – как любовный взрыв. Цель музыки – только в одном: оправдать право Ленского на это интимное «ты», на слово и чувство, которое он давно выстрадал.

Сколько бы я ни слушал эту музыку – я горжусь тем, что именно в русской музыкальной культуре создан такой шедевр Любви, равного которому по глубине, красоте, выразительности и психологизму очень трудно отыскать в музыке.

Послушайте!

Ну как? Появилось и у вас чувство гордости?

(Мы не можем гордиться автомобилями, которые мы выпускаем, не говоря уже о компьютерах.

И дорогами нашими мы можем пока сравниться лишь с несколькими африканскими странами.

Но из-за такой музыки, созданной на нашей земле, мы можем ходить с гордо поднятой головой).

А теперь предлагаю вам еще повод, чтобы погордиться.

Прочитайте стихотворение А.С. Пушкина

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Вот и все стихотворение. Четыре строчки.

О чем они?

Чтобы описать прозой тот круг мыслей, который поэт заключил в четырех строчках, мне необходимо начать эту книгу с начала.

Сколько уровней восприятия нужно пройти, чтобы до конца понять этот стих?

Давайте попробуем.

Первый: стих описывает одну из статуй в Царскосельском парке. Статуя изображает именно то, о чем написано в стихотворении.

Второй: стих написан античным размером, ибо статуя стилизована скульптором Соколовым под античность. Таким образом, само стихотворение, описывающее статую, создано в стиле поэтов античного мира.

Третий: каковы самые важные, или ключевые, слова стихотворения? Их три: ДЕВА, ЧУДО и ВЕЧНО. Почему именно они?

Я провожу опыт – углубляю значение слова «чудо». У этого слова в стихе – несколько уровней.

Уровни чуда:

Первый уровень: это то, что «не сякнет вода», а продолжает течь ИЗ РАЗБИТОЙ УРНЫ, струя никогда не прекратится.

Второй уровень: то, что вечна дева (никогда не состарится).

Третий: печаль не сменится радостью – печаль пребудет вечно.

Четвертый: чудо в том, что катастрофа (разбитая урна) привела к Вечности.

Пятый: вода, которая не иссякнет, – это источник вечности или колодец вечной мудрости.

Что же это за источник, который не сякнет?

Это Кастальский ключ – ключ избранничества.

Откуда идея вечной печали?

Из книги пророка Екклезиаста (Святое Писание – Ветхий Завет). Он сказал:

«Во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает и скорбь».

Вечная печаль девы связана с ее вечным знанием о разбитой урне.

Это знание – умноженная скорбь.

Теперь предлагаю вам экстракт, то есть сконцентрированную идею этого и без того до предела сконцентрированного стиха:

…Урна разбита, но вода не сякнет…

…Вечно Чудо и печаль…

Но даже после всего, что я здесь написал, я не коснулся самого главного измерения пушкинского стиха: этот стих – об Искусстве.

Вечное чудо, вечная дева, вечный источник, вечная печаль. Это стихи о бессмертии. Ибо Вечность и есть – Чудо.

Как сохранить деву юной?

Об этом знает автор скульптуры, вдохновившей Пушкина. Об этом знает Пушкин.

Об этом хорошо знает Шекспир (модуляция 25), написавший среди прочих Шестьдесят пятый сонет.

Есть единственный шанс обессмертить человека – остановить мгновение.

Это значит – создать такие творения искусства, которые будут жить в веках.

И вместе со стихами поэтов, мелодиями композиторов, творениями скульпторов, картинами художников будут вечно жить объекты их, гениев, поклонения.

А теперь – последнее из